Ле Корбюзье, «Фотограммы с манекеном». 1928 год
Если мы находим на болоте такой предмет, как часы...
Книги по физике могут быть сложны, однако эти книги так же, как автомобили и компьютеры, созданы биологическими объектами — человеческими мозгами. Объекты и явления, описываемые в любой книге по физике, проще, чем одна-единственная клеточка в теле ее автора. А этот автор состоит из триллионов таких клеточек, причем многие из них отличаются друг от друга, и все они с соблюдением сложнейшей архитектуры и точнейшей механики собраны в действующую машину, способную написать книгу. Иметь дело с экстремальной сложностью нашему мозгу не менее трудно, чем справляться с экстремальными величинами и другими экстремальностями в физике. Никто еще не создал математического аппарата, с помощью которого можно было бы полностью описать структуру и поведение такого объекта, как физик или хотя бы одна из его клеток. Все, что мы можем, это понять некоторые общие принципы функционирования живых объектов и того, как они вообще могут существовать.
В названии своей книги я позаимствовал «часовщика» из знаменитого трактата богослова XVIII века Уильяма Палея. Его «Естественная теология, или доказательства бытия атрибутики Бога, собранные по проявлениям в природе», опубликованная в 1802 году,— самое известное изложение «Доказательства от замысла», всегда остававшегося наиболее убедительным аргументом в пользу существования Бога. Эта книга вызывает у меня просто восхищение, потому что автору удалось в свое время сделать то, что я пытаюсь сделать сейчас. У Палея была определенная идея, он страстно верил в нее и не пожалел усилий, чтобы четко доказать свою правоту. Он испытывал должное почтение к сложности живого мира и понимал, что этот мир требует совершенно особого объяснения. Он был не прав лишь в одном — приходится признать, что это одно весьма существенно! — в самом своем объяснении. Он дал традиционный для религии ответ на загадку, но сформулировал его более ясно и убедительно, чем кто-либо прежде. Верное объяснение совершенно иное, и этому объяснению предстояло дожидаться одного из самых революционных мыслителей всех времен — Чарлза Дарвина.
Палей начинает свою «Естественную теологию» знаменитым рассуждением: «Допустим, что я шел по вересковой пустоши и споткнулся о камень; если бы меня спросили, как там оказался этот камень, я, вероятно, ответил бы, что у меня нет никаких оснований сомневаться в том, что он лежал там извечно, и, вероятно, было бы совсем непросто показать абсурдность такого ответа. Допустим, однако, что я нашел на земле часы и меня спросили, как могли часы попасть на это место, мне едва ли пришло бы в голову ответить, как в первый раз, что, насколько мне известно, часы лежали там всегда».
Здесь Палей оценивает разницу между природными физическими объектами, такими, как камни, и объектами, задуманными и созданными человеком. Далее он подробно объясняет, с какой точностью сделаны винтики и пружинки часов и как хитроумно они соединены друг с другом. Если мы находим на болоте такой предмет, как часы, и даже если мы не знаем, как они возникли, то сама их точность и сложность заставят нас заключить, что эти часы кто-то должен был сделать, что когда-то и где-то должен был существовать мастер или мастера, создавшие их для цели, которой они, как мы обнаружили, действительно соответствуют, и мастера эти придумали их устройство и предопределили их назначение.
Никто не мог бы привести разумное возражение против такого заключения, настаивает Палей, а между тем это именно то, что делает, в сущности, атеист, когда он созерцает создания природы, потому что любое указание на замысел, любое проявление предначертанности, существующее в часах, существует в созданиях природы с той разницей, что природа побивает человека величием и числом своих творений и притом в такой степени, которая превосходит любые расчеты.
Палей убедительно доказывает свою идею с помощью прекрасных и полных благоговения описаний анатомических структур, присущих живому, начиная с человеческого глаза, излюбленного примера, который использовал Дарвин. Палей сравнивает глаз с телескопом, инструментом, созданным человеком, и приходит к заключению, что «глаз был создан для зрения, и это так же несомненно, как и то, что телескоп был создан в помощь глазу». Так же, как телескоп, глаз должен был иметь своего проектировщика.
Аргументация Палея пронизана страстной искренностью, и для своего времени он блестяще образован биологически, однако он не прав, причем восхитительно и совершенно не прав. Аналогия между телескопом и глазом, между часами и живым организмом неправомерна. Несмотря на все кажущиеся доводы против, единственный часовщик в природе — это слепые силы физики, хотя и проявляющиеся весьма необычным образом. Настоящий часовщик обладает даром предвидения: он замышляет свои винтики и пружинки и способы их соединения друг с другом, видя своим мысленным взором будущую цель. Естественный отбор — этот открытый Дарвином слепой, лишенный сознания автоматический процесс, который, как мы теперь знаем, позволяет объяснить существование и кажущуюся целенаправленность всего живого,— не имеет в виду никакой цели. У него нет ни разума, ни мысленного взора. Он лишен видения, предвидения и зрения вообще. Если можно сказать, что он выполняет в природе роль часовщика, то этот часовщик слеп.