Короче, несмотря на то, что астрологи давали поддающиеся проверке предсказания и признавали, что некоторые из них иногда не подтверждаются, они не занимались и не могли заниматься такой деятельностью, которая характерна для любой признанной науки. Сэр Карл прав в том, что исключает астрологию из числа наук. По его чрезмерная концентрация на случавшихся время от времени в науке революциях не дает возможности понять причину этого.
Все это, в свою очередь, может объяснить другую странность: многие теории, например, птолемеевская, были заменены другими раньше, чем онн фактически были проверены. Положение астрономии в XVI веке было скандальным. Большинству астрономов между тем казалось, что нормальные корректировки базовой птолемеевской модели исправят ситуацию. Лишь некоторые, в том числе Коперник, подозревали, что трудности коренятся скорее в птолемеевском подходе как таковом, нежели в частных версиях. Результаты этою убеждения известны. Такая ситуация типична. С проверками или без них традиция, опирающаяся на решение головоломок, может подготовить замещение теории в своем собственном стиле. Полагаться на проверку как на отличительный признак науки — значит не замечать того, что ученые делают в большинстве своем, то есть наиболее характерную черту их работы.
...Давайте договоримся, что именно требует объяснения. Не то, что ученые открывают истину о природе, и не то, что они все более приближаются к истине. Если мы просто определяем приближение к истине как результат того, что делают ученые, то мы не можем распознать прогресс в продвижении к этой цели. Нет, скорее, мы должны объяснить, почему наука — самый бесспорный для нас пример полноценного познания — развивается так, как развивается, и выяснить, как это фактически происходит.
Па удивление мало мы еще знаем о том, как отвечать на этот вопрос. Мы, например, почти ничего не знаем о том, чем готова пожертвовать группа ученых ради достижения выгод, которые, как правило, предлагает новая теория. Так же мало мы знаем об исторических изменениях в цел о куп ноет и наук. Почему, несмотря на отдельные впечатляющие успехи, коммуникация через границы между научными специальностями становится все хуже? Если единство наук явно представляет собой ценность для ученых, то ради чего они от него отказываются? Или, с другой стороны, хотя объем научного знания отчетливо возрастает со временем, то что мы должны сказать о незнании? Проблемы, разрешенные за последние тридцать лет, за столетие до этого вообще не существовали в качестве нерешенных вопросов. В любом столетии научное знание, уже имеющееся в наличии, в сущности, исчерпывает то, что необходимо знать. Очевидные головоломки остаются лишь на горизонте существующего знания. Не является ли возможным, или даже вполне вероятным, что современные ученые меньше знают из того, что надо знать о своем мире, чем ученые XVIII века знали о своем? Научные теории соотносятся с природой только здесь и теперь. И может быть, зазоры между точками этого соотнесения теперь гораздо более крупны и многочисленны, чем когда-либо раньше.
Пока мы не сможем ответить на подобные вопросы, мы не знаем, что такое научный прогресс, и следовательно, не можем надеяться объяснить его.
Для ученого решение сложной концептуальной или инструментальной головоломки — главная цель. Его успех вознаграждается признанием со стороны других членов профессиональной группы специалистов. И только их. Практическая выгода от его решения — ценность в лучшем случае второстепенная. А одобрение людей, стоящих за рамками группы специалистов,— ценность отрицательная или же вообще не ценность.
Именно эти ценности, во многом диктующие форму нормальной науке, значимы и тогда, когда надо сделать выбор между теориями. Опытный решатель головоломок захочет сохранить как можно больше прежних решений, достигнутых его группой, а также сделать максимальным число головоломок, которые могли бы быть решены. Но даже эти ценности часто приходят в конфликт между собой, а существуют ведь и другие, еще более осложняющие проблему выбора. Именно в этой связи изучение того, чем ученые готовы пожертвовать, наиболее важно. Простота, точность, согласованность с теориями, используемыми в других областях,— значимые для ученых ценности, но не все они диктуют один и тот же выбор и не все одинаково применяются. Поскольку это так, важно также, чтобы единодушие внутри группы было первостепенной ценностью, заставляющей группу сводить к минимуму поводы для конфликтов и быстро воссоединяться вокруг простого набора правил для решения головоломок даже ценой дробления специальности или исключения продуктивного в прошлом члена группы.
Я не говорю, что это правильные ответы на проблему прогресса науки. Я говорю лишь, что это типы ответов, которые надо искать. •
Сокращенный перевод с английского Ольги Балла.
