Знамя - [77]
Власта Лойинова пришла в трактир с Пепиком и Славкой. Но едва она оставила пальто в раздевалке, ее дети пропали где-то в зале. У Власты вдруг задрожали ноги, как у молодой девушки. Десять лет она не была на танцах и после смерти Петра знала только собрания и работу по дому и в поле. На миг она в смятении подумала, что ей следует вернуться домой, не к лицу ей, вдове и матери пятерых детей, этакие веселые сборища. И заколебавшись, она чуть снова не надела пальто. Но мысль о Петре поддержала ее решение остаться. Что сказал бы Петр? Иди, девочка, будь вместе с жизнью, не забивайся в угол! Сколько раз она это слыхала, ведь эти слова он говорил мамаше Тибурцевой, которая уже двенадцатый год, словно старуха, ходила во вдовьем черном платье и, кроме тяжелой работы, знала только могилу покойного мужа в углу кладбища.
«Как жаль, мамаша, что Тибурец не может приподнять дерн над своей головой! Знаете, что он сказал бы вам? Не греши, мать, против жизни, не порти глаза слезами! Иди к людям, живи, радуйся, будь среди живых, думай о живом, люби живое! Ведь я умер за радость, за счастье людей!»
И вот уже несутся звуки первой польки. После минуты замешательства, пока танцующие искали друг друга, круг пришел в порядок и двинулся в правильном вращательном движении, в котором отдельные пары кружились, как мелкие планеты. Это ритмическое, красивое движение приносило радость, и у всех заблестели глаза. И хотя всем приходилось вертеться, как говорится, «на пятачке» и некоторые буйные молодые пары жаждали быстрее понестись по залу, все же не было ни толкотни, ни давки, все подчинились общему ритму, так что весь зал стал походить на очень сложный механизм, в котором каждое колесико выполняет свою особую задачу, но все сообща они все-таки создают высшую, совершенную гармонию. Но на этом всякое сравнение с механизмом кончалось: это были живые, веселые люди со своими собственными радостями, то более тихими, то более бурными, смотря по характеру, все со своими мыслями и желаниями и все же объединенные одной радостью, энергично, уверенно прославляющие жизнь.
— Как хорошо сегодня начинается, — говорили девушки парням и жены мужьям, — так красиво здесь еще никогда не было.
Еленка Петрусова при первых же тактах польки унеслась с каким-то парнем из соседней деревни, и Власта Лойинова осталась только со Стандой. Он подвинул свой стул поближе и с хорошей улыбкой, чуть-чуть огорченно, прошептал ей:
— Жаль, что я не Алексей Мересьев… знаешь, тот советский летчик. А то пригласил бы тебя, Власточка, в круг… Мне все сегодня здесь так нравится!
Власта Лойинова вспыхнула: именно Станда был последним из живых, говоривших с Петром Лойином, и он после своего возвращения из больницы до мельчайших подробностей рассказал Власте о последних минутах Петра.
— Я все равно не могла бы, Станик… Глядеть — и то голова кружится, — ответила она с растерянной улыбкой.
Это была правда: голова у нее кружилась от странного опьянения. Именно в эту минуту впервые за десять лет она почувствовала желание пойти танцевать, слиться с этим потоком радостных, веселых людей, снова пережить то счастье, которое она когда-то чувствовала, когда танцевала с Петром.
И когда к ней при следующем танце — на этот раз вальсе — подошел Франтишек Брана, она в полном противоречии с тем, что за минуту до того говорила Станде, проворно и радостно поднялась, положила руку на плечо Франтишка и мягко, умело закружилась с ним в плотном кругу танцующих. Через несколько поворотов к ней вернулась ее былая уверенность. Ноги были все еще легки и упруги, как и десять лет назад. Во всем ее существе вспыхнула радость, юная, почти девическая…
«И это мать пятерых детей…» — немного посмеивалась Власта сама над собой, но в сердце ее крепла твердая уверенность, что она поступает правильно.
— У тебя сегодня радость, Франтишек? — улыбнулась она своему партнеру. Франтишек опять покраснел, прямо как мальчишка, и шепнул:
— Да… удачно у нас вышло с коровником!
— А кого бы ты больше хотел — мальчика или девочку? — захотелось ей помучить растерявшегося Франтишка.
Он вздрогнул всем телом от удивления, что Власта откуда-то знает его самую глубокую, радостную тайну, о которой он сам узнал только часа два назад из дрожащего шопота Анежки. Но он тут же, к собственному удивлению, перестал стыдиться, пристально посмотрел Власте в глаза и сказал:
— Знаешь, мальчика, такого красивого здоровяка, тракториста! А Анежка… та опять хочет девочку…
— А разве девочки не люди?
— Ну хоть и девчонку, — рассмеялся Франтишек, — пока она подрастет, предрассудки исчезнут и не будет разницы в положении женщин и мужчин.
И вдруг, танцуя, он разговорился, как будто невысказанная мысль очень его мучила:
— Ты чувствуешь, Власта, как сегодня здесь все выглядит по-другому? Словно у людей какая-то такая особенная… хорошая радость? Более праздничная. И мне вдруг пришло в голову: раньше мы танцевали на масленице, на пасхе, во время храмового праздника. Так было принято. А сегодня хочется танцевать потому, что удалось сделать хорошее дело, потому, что мы сделали еще шаг к счастью! Я думаю, что мы когда-нибудь и танцульки и вечеринки переделаем, будем танцевать тогда, когда у нас будет настоящая причина для радости, когда мы хорошо перевыполним поставки, хорошо обмолотим и сдадим хлеб республике, когда будем делить годовую кооперативную прибыль…
В марте 1939 года при поддержке империалистических кругов Англии, Франции и фашистской Италии территория Чехословакии была оккупирована гитлеровскими войсками. Целых шесть лет страдали народы Чехословакии от фашистского угнетения. Тысячи ее верных сынов и дочерей участвовали в подпольной борьбе с оккупантами. Трудящиеся всех стран хранят светлую память о Юлиусе Фучике и других славных героях, отдавших свою жизнь в борьбе с фашизмом.Воодушевленные радостными известиями о наступлении советских войск, 5 мая 1945 года трудящиеся Праги восстали с оружием в руках.
Серия рассказов о героической борьбе чешского народа против оккупантов. Ряд рассказов этого сборника был экранизирован.
В 1-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли её первые произведения — повесть «Облик дня», отразившая беспросветное существование трудящихся в буржуазной Польше и высокое мужество, проявляемое рабочими в борьбе против эксплуатации, и роман «Родина», рассказывающий историю жизни батрака Кржисяка, жизни, в которой всё подавлено борьбой с голодом и холодом, бесправным трудом на помещика.Содержание:Е. Усиевич. Ванда Василевская. (Критико-биографический очерк).Облик дня. (Повесть).Родина. (Роман).
В 7 том вошли два романа: «Неоконченный портрет» — о жизни и деятельности тридцать второго президента США Франклина Д. Рузвельта и «Нюрнбергские призраки», рассказывающий о главарях фашистской Германии, пытающихся сохранить остатки партийного аппарата нацистов в первые месяцы капитуляции…
«Тысячи лет знаменитейшие, малоизвестные и совсем безымянные философы самых разных направлений и школ ломают свои мудрые головы над вечно влекущим вопросом: что есть на земле человек?Одни, добросовестно принимая это двуногое существо за вершину творения, обнаруживают в нем светочь разума, сосуд благородства, средоточие как мелких, будничных, повседневных, так и высших, возвышенных добродетелей, каких не встречается и не может встретиться в обездушенном, бездуховном царстве природы, и с таким утверждением можно было бы согласиться, если бы не оставалось несколько непонятным, из каких мутных источников проистекают бесчеловечные пытки, костры инквизиции, избиения невинных младенцев, истребления целых народов, городов и цивилизаций, ныне погребенных под зыбучими песками безводных пустынь или под запорошенными пеплом обломками собственных башен и стен…».
В чём причины нелюбви к Россиии западноевропейского этносообщества, включающего его продукты в Северной Америке, Австралии и пр? Причём неприятие это отнюдь не началось с СССР – но имеет тысячелетние корни. И дело конечно не в одном, обычном для любого этноса, национализме – к народам, например, Финляндии, Венгрии или прибалтийских государств отношение куда как более терпимое. Может быть дело в несносном (для иных) менталитете российских ( в основе русских) – но, допустим, индусы не столь категоричны.
Тяжкие испытания выпали на долю героев повести, но такой насыщенной грандиозными событиями жизни можно только позавидовать.Василий, родившийся в пригороде тихого Чернигова перед Первой мировой, знать не знал, что успеет и царя-батюшку повидать, и на «золотом троне» с батькой Махно посидеть. Никогда и в голову не могло ему прийти, что будет он по навету арестован как враг народа и член банды, терроризировавшей многострадальное мирное население. Будет осужден балаганным судом и поедет на многие годы «осваивать» колымские просторы.
В книгу русского поэта Павла Винтмана (1918–1942), жизнь которого оборвала война, вошли стихотворения, свидетельствующие о его активной гражданской позиции, мужественные и драматические, нередко преисполненные предчувствием гибели, а также письма с войны и воспоминания о поэте.