Знаменитые авантюристы XVIII века - [56]

Между тем за Казанову принялась добрейшая старушка, мать капитанши. Она ухаживала за раненым, как за родным сыном. Раны его были вымыты, перевязаны; их на другой же день затянуло. Накормили его великолепным ужином и, наконец, уложили в роскошную постель, на которой он растянулся с несказанным наслаждением. Он проспал как убитый двенадцать часов подряд. Встал он здоровый, свежий, бодрый, полный веры в благополучный исход своих странствований. Он осмотрел свои раны; их затянуло совершенно, и он не ощущал в них ни малейшей боли. Он умылся, причесался, почистился и затем потихоньку вышел из дому, предпочитая не встречаться с добрыми хозяйками.

Он шел, страшно спеша; силы вполне возвратились к нему, он не чувствовал ни малейшей усталости. Шел он уже часов пять подряд, как вдруг ему послышался совсем близко колокольный звон. Он осмотрелся. В эту минуту он находился на вершине возвышенности. В стороне виднелась маленькая деревенская церковь, с колокольни которой и неслись звуки колокола. Казанову вдруг охватило неодолимое желание помолиться, возблагодарить Небо за ниспосланную ему удачу. Он вошел в церковь, и первый, кого он там встретил, был племянник инквизитора, Марк Антоний Гримани, пришедший в церковь со своею женою. Оба они тоже увидели Казанову и уставились на него с величайшим недоумением. Они раскланялись. После обедни Казанова вышел из церкви и хотел было улепетнуть, но Гримани догнал его.

— Что вы здесь делаете, Казанова, и где ваш компаньон?

Казанова вкратце рассказал ему свои дела и обратился к нему с просьбою о денежной помощи. Но Гримани резко отказал ему. Казанова раскланялся с ним и ушел. Он опять пустился в путь, чуть не бегом, и шел до самого заката. Несмотря на солидный отдых у капитанши, Казанова все-таки страшно устал; ему было необходимо отдохнуть и подкрепиться.

И вот судьба вновь неожиданно улыбнулась ему: вообще, с момента разлуки со спутником ему все удавалось. Он подошел к какому-то уединенно стоявшему дому, весьма располагающей внешности; это была, по-видимому, чья-то дача или усадьба. Казанова, недолго думая, вошел в дом и сказал слуге, что желает видеть и переговорить с хозяином. Слуга отвечал, что хозяина нет дома, но что он сделал распоряжение, чтобы без него все его друзья располагались в его доме без церемонии. Таким образом, уже вторую ночь подряд Казанова находил себе без всяких хлопот надежный и комфортный приют. Ему дали хорошо поужинать, а потом он улегся в спокойную постель и великолепно выспался. По некоторым бумагам и письмам, которые ему удалось видеть, он заключил, что его неведомый гостеприимный хозяин был консул, по имени Ронбенки. Утром он написал и велел передать почтенному хозяину полное признательности письмо. Он встал, справил туалет, поел и отправился дальше. Тут, близ гостеприимного дома, как раз надо было переправиться через реку. Денег же у Казановы не было ни гроша, не на что было нанять перевозчика. Оставалось пуститься на хитрости. Он принял вид гуляющего джентльмена (одет он был достаточно шикарно), вскочил в первую попавшуюся лодку, велел себя перевезти, а на том берегу велел лодочнику ожидать; скоро-де вернусь, перевезешь меня обратно, и тогда заплачу. Все это совершилось вполне благополучно.

Переправившись через реку (Бренту, судя по маршруту), Казанова шел безостановочно часов пять подряд. По дороге он попал в капуцинский монастырь и в нем плотно пообедал. Подкрепившись, он опять пустился в путь и шел до трех часов пополудни. Дорогою, расспросив встречного крестьянина, он узнал, что поблизости находится имение одного из его близких приятелей, имени которого Казанова не называет. Приятель оказался дома; но когда Казанова вошел к нему, тот, знавший об его аресте, а вероятно, и о бегстве, пришел в неописанный ужас. Казанова бросился было в его объятия, но приятель отступил от него, как от чумного, и стал его гнать немедленно и с крайнею настойчивостью. Казанова пытался его урезонить, просил войти в его положение, не отказать в необходимой помощи, клялся, что уйдет тотчас, что вовсе не намерен терзать приятеля своим присутствием, и умолял только его дать ему шестьдесят цехинов, которые (приятель это знал как нельзя лучше) будут ему немедленно возвращены Брагадином, которому Казанова напишет тотчас же. Приятель отвечал, что не только не даст денег, но и стакана воды, и настаивал, чтобы Казанова уходил немедленно. Такой жестокий отказ вывел из себя нашего героя. Он схватил своего друга за шиворот и, потрясая своим верным долотом, пригрозил прикончить его тут же, не сходя с места, если он не даст ему денег. Такая перемена обращения немедленно оказала действие. Хозяин задрожал как осиновый лист, вынул ключ из кармана, отдал его Казанове, указал ему на шкап, где хранились деньги, и предоставил взять оттуда, что ему угодно. Казанова велел отпереть шкап ему самому. Хозяин отпер. Тогда Казанова велел вынуть шесть цехинов.

— Вы говорили шестьдесят, — заметил хозяин.

— Да, пока я был уверен, что вы дадите мне их добровольно, взаймы; но когда вы вынудили меня взять у вас деньги силою, я возьму только тесть, и притом без всякой расписки. Я напишу об этом в Венецию, и, будьте спокойны, вам все-таки отдадут эти деньги.