Знамение времени. Убийство Андрея Ющинского и дело Бейлиса - [54]

Нет, доктора при вскрытии констатировали главнейшие моменты убийства, описали общую картину поранений - и на этом остановились, вовсе не предполагая, что им придется давать ответы по совершенно иным вопросам, с обыкновенным уголовным процессом ничего не имеющим общего.

Таким образом, никакого намека на ритуальность с самого начала следствия ни у кого не было. Кровавая легенда появляется значительно поздней, когда кому-то нужно было воспользоваться этой средневековой ложью и ради своих собственных политических интересов повергнуть целый народ в смятение и ужас перед лицом надвигавшихся погромов и диких изуверств обезумевшей толпы. Расчет этих темных личностей не оправдался: в России нашлось столько общественного сознания, что вся эта черносотенная агитация разбилась о скалу гражданственности, а там, где потоком неслись погромные призывы, никакие {160} погромные выступления допущены не были. Даже в самых отдаленных углах черты еврейской оседлости жизнь проходила спокойно, но вполне понятно то вечное трепетание евреев, трепетание за жизнь свою и своих детей, когда они знали, что там, в Киеве, идет и идет этот ужасный процесс, вновь возведший на них старый кровавый навет в употреблении христианской крови.

И вот, наконец, суд перешел к рассмотрению объективных данных судебно-медицинской экспертизы, которая должна была многое сказать в этом деле.

Как и следовало ожидать, эксперты разделились между собой. Косоротов и Туфанов - эти эксперты от казны, конечно, должны были настаивать на своем мнении, уже высказанном ранее, именно на мнении, что здесь совершено убийство с целью истечения крови. Но, вот, что удивительно: казалось бы просто, если настаиваешь на этом, так докажи, измерь глубину ран, сделай точное вскрытие, исследуй все. А что было на самом деле? Все сделано кое-как, неправильно, неверно, что приводит в истинное возмущение таких глубоких, действительно знающих специалистов, как Павлов и Кадьян. И вот в таком процессе, где важна каждая мелочь, даже число ран на виске не сосчитано правильно и Павлову по препарату кожи пришлось восстанавливать, что ран не 13, а 14, а этот недочет в одной ране переворачивает кверху дном весь обвинительный материал, потому что "тринадцать" здесь хотят толковать, как число мистическое, ритуальное, а "четырнадцать" - даже маниакам-юдофобам не говорит ничего: число как число!

Обвинители предполагают, что число тринадцать - это очень важное число, и тринадцать ран - это не спроста, это кабалистика, здесь начертано слово "Единый". Какой вздор! Ослепленные глаза никогда не видят света истины. Они не видят и того, что убийцам, очевидно, было не до философий, когда они, не зная, что делать, бросались из стороны в сторону, наносили удар за ударом, лишь бы скорей, лишь бы как-нибудь покончить с этим ужасным "мокрым" делом!

Приходится удивляться, как люди, сами себя гипнотизируя, заставляют себя думать в определенном направлении, явно не замечая того, что делается кругом, заставляют подыскивать словечки, меняющие смысл, и проч. {161} В самом деле, в обыденной жизни разве мы не говорим: он совершенно истек кровью! Говорим и говорим нередко, когда узнаем о какой-либо кровоточащей болезни, поранениях, несчастии, и никому в голову не приходит думать тогда о каком-либо ритуале. А здесь нашли убитого мальчика, всего израненного, добитого зверски, и удивляются и кричат: - Ах, какой ужас! Кровь из него источена!.. Это сделали евреи...

- Позвольте-с, - хочется спросить такого глубокомысленного человека, почему "источена" кровь, почему вы не говорите попросту, как говорили всегда раньше, - истек кровью. Это верно. И нельзя не истечь, когда убийцы так расправились с жертвой...

- Где кровь? - кричат.

- Да она там осталась, где совершалось убийство; на том предмете, на чем лежал этот несчастный мальчик, на тех руках, которые убивали эту жертву, на их платье, на их одежде...

Когда говорят это обыватели, когда говорят это даже обвинители, которые в сущности, те же обыватели в мундирах и фраках, - это мне еще понятно: легкомыслие и легковерие царят везде и всюду - что же удивительного, что мало образованные люди верят всякой ерунде, всяким сплетням, не имея достаточного научного чутья, не владея научным анализом, чтобы сказать да или нет в том вопросе, который совершенно выходит из рамок их обыденной деятельности, обыденных, всегда крайне ограниченных, знаний. Но вот, когда доктора, специально образованные, какими-то полунамеками, словечками начинают вам преподносить все это, как делал Косоротов, тогда так и хочется сказать:

- Господин хороший, для вас, однако, чечевичная похлебка значительно дороже научного первородства. Говорили ли вы так, с такими специально для этого процесса, придуманными выкрутасами, говорили ли где-либо еще хоть раз в своей жизни, когда вам приходилось осматривать трупы, изрешеченные ударами убийц? Нет, милостивый государь, вы этого не говорили, ибо вам не нужно там было валять "под жида", как вы это изволили сделать в Киеве.

У нас обыкновенно принято отделять социально-политическое бытие эксперта, от науки от его научных знаний, {162} очевидно выходя из того предположения, что совесть должна людей ставить выше предвзятостей. Но что будешь делать, если в жизни это бывает далеко не так...