Знакомьтесь: мистер Муллинер - [25]

– Неужели?

– И на это признание вдохновили его вы, чтобы спасти меня. Не отрицайте, Муллинер.

Августин улыбнулся смущенной улыбкой:

– Пустяк. Абсолютный пустяк.

– Уповаю, это не вовлекло вас в чрезмерные расходы. Насколько я знаю братьев, мальчик вряд ли согласился на этот благой обман безвозмездно.

– А, всего-то пара фунтов! Он потребовал три, но я сбил цену. Нет, просто возмутительно, – добавил Августин горячо. – Три фунта за простенькую работенку?! Я так ему и сказал.

– Они будут вам возвращены, Муллинер.

– Нет-нет.

– Да, Муллинер, они будут вам возвращены. При себе у меня нет такой суммы, но я отправлю чек по вашему новому адресу: дом священника, Стипл-Маммари, Хертфордшир.

На глаза Августину навернулись нежданные слезы. Он схватил руку епископа.

– Епискуля, – сказал он прерывающимся голосом. – Не знаю, как и благодарить вас. Но учли ли вы?

– Учел?

– Жену на лоне твоем. Второзаконие, тринадцать, шесть. Что скажет она, когда узнает?

Глаза епископа вспыхнули огнем решимости.

– Муллинер, – сказал он, – вопрос, который вы затронули, не ускользнул от моего внимания. Но я держу ситуацию под полным контролем. Птица небесная может перенести слово твое и, крылатая, – пересказать речь твою. Екклесиаст, десять, двадцать. Я сообщу ей о своем решении по междугороднему телефону.

Грядет заря

Человек в углу отхлебнул темного эля и принялся растолковывать мораль истории, которую только что поведал нам.

– Да, джентльмены, – сказал он. – Шекспир был прав. «Есть божество, что наши завершает цели, пусть мы замысливали и не так».

Мы кивнули. Он рассказывал про свою любимую собаку, которая недавно по какой-то ошибке была допущена на кошачью выставку по классу короткошерстных трехцветной окраски и получила первый приз. А потому мы все сочли цитату удачно выбранной и весьма уместной.

– Да, поистине так, – сказал мистер Муллинер. – Нечто похожее произошло с моим племянником Ланселотом.

На вечерних наших собраниях в зале «Отдыха удильщика» мы давно натренировались верить практически всему, что касалось родственников мистера Муллинера, но это, решили мы, уж слишком.

– Вы хотите сказать, что ваш племянник Ланселот получил приз на кошачьей выставке?

– Нет-нет, – поспешно ответил мистер Муллинер. – Разумеется, нет. Я ни разу в жизни не отклонялся от правды и надеюсь, так будет и впредь. Ни один Муллинер не получил приза на кошачьей выставке. Более того: ни один Муллинер, насколько мне известно, на них не выставлялся. Я же хотел сказать лишь, что история моего племянника Ланселота служит подтверждением того, что мы не знаем, какие сюрпризы готовит нам будущее, в не меньшей степени, чем история собаки этого джентльмена, которая во всем сколько-нибудь существенном внезапно преобразилась в короткошерстную трехцветную кошку. История довольно любопытная и прекрасно иллюстрирует такие присловья, как «кто его знает» и «самый темный час наступает перед зарей».

Мы встречаемся с моим племянником Ланселотом (начал мистер Муллинер), когда ему исполнилось двадцать четыре года и он, только-только покинув Оксфорд, отправился провести несколько дней в Каусе со стариком Иеремией Бриггсом, основателем и владельцем прославленных «Пикулей Бриггса к завтраку», на яхте последнего.

Этот Иеремия Бриггс приходился Ланселоту дядей по материнской линии и всегда принимал в мальчике горячее участие. Именно он послал Ланселота в университет, и заветной мечтой Бриггса было увидеть племянника, завершившего образование, в своей фирме. Поэтому бедный старик был потрясен, когда в первое же утро на палубе яхты Ланселот, выразив величайшее уважение к пикулям как классу, наотрез отказался поступить в фирму и изучить дело с самого низа и доверху.

– Дело в том, дядя, – сказал он, – что я наметил для себя совсем иное будущее. Я – поэт.

– Поэт? Когда ты почувствовал первые симптомы?

– Вскоре после того, как мне стукнуло двадцать два.

– Ну, что же, – сказал старик, подавив первый естественный приступ отвращения, – не вижу, почему это препятствует нашей совместной работе. В моем деле я постоянно прибегаю к поэзии.

– Боюсь, я не сумею принудить себя коммерциализировать мою Музу.

– Молодой человек, – сказал мистер Бриггс, – если бы на мою фабрику явился репчатый лук с такой головкой, как ваша, я отказался бы его замариновать.

Он, спотыкаясь, спустился по трапу вне себя от негодования. Но Ланселот лишь слегка рассмеялся. Он был молод, стояло лето, небо было синим, солнце сияло, и в мире властвовали не огурцы и не лук, но Романтика и Любовь. О, как он жаждал, чтобы вдруг откуда-нибудь появилась какая-нибудь восхитительная девушка, чтобы он мог излить на нее все чувства, которые бурлили в нем уже не одну неделю.

И тут он увидел ее!

Она наклонялась над поручнем яхты, стоявшей у причала ярдах в сорока от их судна, и едва Ланселот узрел ее, как сердце в его груди запрыгало, точно юный корнишончик в кипятильном чане. В ней, мнилось ему, сосредоточилась вся красота всех веков. Рядом с этой девушкой Клеопатра показалась бы просто смазливой хористкой, а Елена Прекрасная сошла бы за ее невзрачную сестру. Он все еще смотрел на нее, будто в трансе, когда прозвонил колокол к завтраку, и ему пришлось спуститься вниз.