Знак четырех. Записки о Шерлоке Холмсе - [123]

– Помню.

– Я почти уверен, что он позаботился о том, чтобы лекарство это подействовало наверняка, и рассчитывал, что вы будете крепко спать. Разумеется, я понимал, что Харрисон повторит попытку при первом же удобном случае. И такая возможность появилась у него, когда вы уехали в Лондон. Мне пришлось продержать мисс Харрисон в вашей комнате весь день, чтобы он не опередил нас. Потом, дав ему понять, что путь свободен, я засел в засаде, но об этом я уже рассказывал. К тому времени я догадывался, что бумаги скорее всего находятся в спальне, но у меня не было никакого желания срывать там каждую половицу и обшивку стен, чтобы найти их. Я позволил Харрисону достать договор из тайника, чем сэкономил себе уйму времени. Если вам еще что-то непонятно, прошу вас, задавайте вопросы.

– Почему он в первый раз решил проникнуть в комнату через окно, если вполне мог зайти через дверь? – поинтересовался я.

– Чтобы подойти к двери, ему нужно было миновать семь спален. Пройти через газон было намного безопаснее. Что-нибудь еще?

– Как вы думаете, он не собирался меня убивать? – спросил Фэлпс. – Нож был нужен ему только для того, чтобы открыть окно?

– Может, и так, – пожал плечами Холмс. – Одно я знаю наверняка: мистер Джозеф Харрисон – не тот человек, на милосердие которого я бы рассчитывал.

Дело одиннадцатое Последнее дело Холмса

С тяжелым сердцем приступаю я к последнему рассказу о моем друге Шерлоке Холмсе и об удивительном таланте, которым он обладал. В довольно сумбурной манере и – я это чувствую – совершенно не так, как можно и нужно, я попытался составить некоторый отчет о тех удивительных событиях, которые мне пришлось пережить вместе с ним, начиная с нашей случайной встречи, описанной в «Этюде в багровых тонах», вплоть до того времени, когда он занимался делом, получившим название «Морской договор», и когда исключительно благодаря его аналитическим способностям удалось избежать серьезных международных осложнений. На этом я собирался поставить точку и не касаться события, оставившего в моей жизни пустоту, которую не смогли заполнить даже два прошедших года. Однако недавние письма, в которых полковник Джеймс Мориарти защищает память своего брата, заставляют меня снова взяться за перо, чтобы открыть правду. Теперь лишь я один знаю, как все было на самом деле, и я рад, что настало время об этом рассказать. Насколько мне известно, в печати лишь трижды упоминались эти события: в «Журналь де Женев» за 6 мая 1891 года, в сообщении «Рейтер», переданном в английские газеты 7 мая, и, наконец, в недавнем письме, о котором я уже упоминал. В первых двух случаях это были лишь краткие заметки, а письмо это, как станет понятно из моего рассказа, полностью искажает факты. Поэтому я и ставлю перед собой задачу поведать миру о том, что на самом деле произошло между профессором Мориарти и мистером Шерлоком Холмсом.

Возможно, читатель помнит, что после моей женитьбы и последующего перехода к занятию частной практикой близкие отношения, существовавшие между мной и Холмсом, претерпели некоторые изменения. Он по-прежнему время от времени наведывался ко мне, когда ему для расследования требовался напарник, однако случалось это все реже, и за весь 1890 год у меня сохранились записи лишь о трех делах. Зимой того года и ранней весной следующего, 1891, о том, чем был занят мой друг, я узнавал из газет. Он расследовал какое-то важное дело по просьбе французского правительства. Я получил от Холмса два письма, одно из Нарбона, второе из Нима, из которых я заключил, что во Франции он пробудет еще долго, поэтому для меня было полной неожиданностью, когда вечером 24 апреля он перешагнул порог моего кабинета. Меня поразило, каким бледным и худым стал мой друг.

– Да, я довольно свободно располагал собой, – сказал он в ответ скорее на мой взгляд, чем на мои слова. – В последнее время мне приходится несладко. Вы не возражаете, если я закрою ставни?

Комната освещалась только лампой над столом, за которым я читал. Осторожно двигаясь вдоль стен, Холмс подошел к окну, быстро закрыл ставни и тщательно запер их на шпингалет.

– Вы чего-то боитесь? – спросил я.

– Если честно, то да.

– Чего же?

– Духового ружья.

– Что это значит, дорогой Холмс?

– Ватсон, мне кажется, вы достаточно хорошо меня знаете, чтобы понимать, что я не паникер. Но легкомысленно относиться к опасности – это не геройство, а глупость. Можно попросить у вас спичку?

Он с наслаждением втянул дым сигареты, словно истосковался по его успокаивающему воздействию.

– Я, во-первых, должен извиниться за столь поздний визит, – сказал Холмс, – а во-вторых, хочу попросить вас разрешить мне перелезть через стену, огораживающую сад на вашем заднем дворе, потому что именно так я собираюсь покинуть ваш дом.

– Но что все это значит? – повторил я.

Он вытянул вперед руку, и в свете лампы я увидел, что суставы двух его пальцев сбиты в кровь.

– Нет, это не пустяки, – улыбнулся Холмс. – Наоборот, когда мужчина разбивает себе руку, это достаточно серьезно. Миссис Ватсон дома?

– Нет, она уехала погостить к знакомым.

– Ага, так вы совсем один?

– Совершенно.