Знаешь, сколько опало во сне лепестков... - [19]

Шрифт
Интервал

Я не сдурела, просто я знала, что Гу Сяобэй не стоек к алкоголю, я боялась, что его кто-нибудь решит споить, меня Яо Шаньшань один раз напоила до рвоты, а рвота дурно пахнет.

Я шла вслед за Гу Сяобэем, выпивая с каждым столом, каждый раз, когда мне передавали бокал, я его выпивала залпом. Гу Сяобэй посмотрел на меня и сказал: "Линь Лань, не надо так". Я даже не посмотрела на него и продолжала пить, сказав лишь: "Не твоё дело". Один из тех, с кем мы выпивали, беспрестанно восхищался моей красотой, приговаривая, какой же Гу Сяобэй счастливчик. Я не стала ему ничего объяснять, Гу Сяобэй тоже. Как в тумане, мне подумалось что я как-будто и вправду всё ещё девушка Гу Сяобэя, а всё остальное не более, чем сон.

Когда я вернулась за стол, Вэньцзин уже за меня уминала суп, она предложила мне присоединиться, чтобы разбавить градус. Она передала мне пиалу, и я с бульканьем выпила всё в один присест, а в это время слёзы одна за другой капали в суп, но я не решилась сказать Вэньцзин об этом.

Вэньцзин сказала мне:

— Слушай, красавица, этот козёл только к тебе проявит нежность, как ты уже обо всём забываешь!

Я помотала головой и схватила её за руку:

— Не наговаривай на него. Впредь я так не буду делать. Будем считать, что сегодня я вернула ему то, что была должна.

Вэньцзин промолчала, но я видела, что и её глаза были полны слёз.

Пока мы говорили, к нам подошла Яо Шаньшань, рядом с ней был парень с лицом, как у лимитчика-колхозника. Она сказала мне: "Линь Лань, вы наверное только что очень устали от всех этих тостов, наш Гу Сяобэй вас утомил". Я про себя подумала, когда это Гу Сяобэй стал "вашим"?

"Блядь, вот говно!" — закричала Вэньцзин и швырнула палочки на стол. Потом она посмотрела на Яо Шаньшань и сказала: "Извините, я не о вас, я о еде. Продолжайте, пожалуйста".

На лице Яо Шаньшань проступила краска. Она сказала: "Вот, я привела с собой своего кузена, он хотел бы с тобой выпить бокал". Я ответила, что только что по кругу пила со всеми гостями, но потом подумала про себя, Линь Лань, ты что, неужели ты такая соплячка, что, выпив один кружочек, сразу свалишься?

"Ах вот оно что, я-то думала, что ж за быдлан пришёл, а оказывается, твой братик.",— сказала Вэньцзин.

Все, сидевшие за столом, почувствовали, что запахло жареным. Я потянула Вэньцзин за рукав: "Не стоит у Гу Сяобэя на дне рожденья разборок устраивать".

Кузен Яо Шаншьшань сразу переменился в лице: "Девушка, что ж вы такое говорите!"

Вэньцин поднялась с места: "Что хочу, то и говорю, тебе что надо, вообще, скажи спасибо, что тебе внимание оказали. Если ты меня сегодня достанешь, то здесь и сдохнешь".

Яо Шаньшань, встав перед братом, сказала: "Ну конечно, как же ты можешь доставать эту барышню, она ведь дочь влиятельных родителей. Мы пришли, чтобы с вами выпить, давай, Линь Лань",— сказав, она передала мне бокал. Ё-моё, опять пивной бокал с водкой — похоже, она не успокоится, по не сведёт меня в могилу.

Я только собралась взять бокал, как Вэньцзин выхватила его у меня. "Куда тебе с ней пить, сначала со мной потягайся", сказала она кузену Яо Шаньшань и одним махом выпила бокал.

Увидев, что девочки пить умеют, он сразу раззадорился и тоже разом опрокинул свой бокал. Смотря на них, можно было подумать, что у них в бокалах родниковая вода.

Не прошло и нескольких минут, как Вэньцзин уже выпила три бокала, и весь стол сидел с открытыми ртами и не сводил с них глаз. Если честно, то я сама не знаю, сколько Вэньцзин может выпить, по крайней мере, я никогда не видела её пьяной. Но если так дальше дело пойдёт, то здесь и Ли Бо[26] упился бы в усмерть!

Наконец кузен Яо Шаньшань, видимо, не выдержав, помахал рукой и, сказав "героические женщины", удалился. Яо Шаньшань выругалась себе под нос: "Сраный сопляк". Я протянула ей бокал и спросила, не желает ли она выпить по паре бокалов со мной. Она очень неестественно засмеялась и ушла. Я бросила ей в спину: "Сраная соплячка",— так что это услышал весь стол. Было видно, как Яо Шаньшань аж затрясло от злобы.

Лишь я села, как Вэньцзин вдруг вцепилась в меня. Я подняла голову, чтобы спросить в чём дело, и тут же увидела страдальческое выражение её лица. Она сказала: "Линь Лань, пойдём помоем руки".

Ещё не дойдя до унитаза, её вырвало так, что потемнели небеса, как будто её сейчас будет рвать внутренностями. Я испуганная стояла рядом. Вэньцзин продолжало рвать, я смотрела на её мучения и мне стало очень жалко её. Я сказала: "Вэньцзин, прости меня".

Вэньцзин подняла голову и засмеялась сквозь боль: "Дурочка, за что тебе извиняться? Я же, блядь..."

Не успев закончить, её опять вырвало. Я стояла рядом, и моё сердце разрывалось, слёзы катились из глаз большими крупинками. Мы с Вэньцзин с детства были вместе. Каждый раз, когда я что-то натворю, она помогала мне уладить. Я была ребёнком, который постоянно наделает дел, мама называла меня "бедокуркой", куда бы я ни пошла, с кем бы не повелась, везде и со всеми у меня случались неприятности. Но каждый раз Вэньцзин расхлёбывала за меня кашу.

Я подошла, чтобы обнять её, но в результате я распласталась у неё на плечах и зарыдала. Увидев, что я плачу, Вэньцзин немного растерялась. Она не может видеть, как я плачу, раньше она мне говорила, что ей не было бы так тяжело смотреть на то, как меня режут, чем на то, как я плачу. Помню, тогда я отругала её за такие сравнения.


Рекомендуем почитать
Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.