Значит, я умерла - [22]

Вдруг я услышал глухой удар и вскочил. Звук шел из комнаты Тедди. Коридор я преодолел бегом и распахнул дверь детской.

Мое сердце пропустило удар: кроватка была пуста.

Я щелкнул выключателем: в дальнем конце комнаты кто-то пискнул. Тедди и его сообщник, ушастый Банни, сидели на полу у шкафа с книжками.

— Что вы тут делаете? — спросил я. — А спать кто будет?

Тедди притянул к себе Банни.

— Ничего не делаем.

По полу вокруг него были разложены раскрытые книжки с картинками. А еще он держал что-то в руке и прятал это что-то от меня.

— Тедди, что там у тебя?

— Ничего, — повторил он.

— А по-моему, что-то есть. Покажи.

— Не могу, — ответил он.

— Почему?

— Мама сказала, что это секрет.

Я подошел ближе.

— Теперь все по-другому, Тедди. Мамы больше нет, и ты можешь рассказывать мне любые секреты.

Сын уставился на меня умоляющими глазами, круглыми, как монеты по четверть доллара.

— А когда она вернется?

Я сел рядом с ним на коврик.

— Мне тоже хочется, чтобы она была сейчас здесь, с нами, Тедди. Но она больше не вернется, вот в чем штука. Теперь только ты и я.

Он прижал что-то к груди.

— Можно я посмотрю? — попросил я.

Сын протянул мне кулачок и разжал его. На раскрытой ладошке лежал золотой медальон в виде сердечка. Внутри оказалось фото Каро и ее сестры в детстве.

— Это фото мамы, — прошептал Тедди. — С тетей Ди. Они здесь маленькие.

— Очень красиво, — сказал я. — Ты взял его в комнате мамы?

— Нет! Мама сама оставила его здесь. — И он показал на шкаф.

— Почему она так сделала?

— Она говорила, что гремлины перекладывают все ее вещи. А здесь они его не найдут.

В последние месяцы перед смертью Кэролайн часто говорила странные вещи, обвиняла меня в том, что я лезу в ее жизнь.

— А мы можем пойти завтра в зоопарк? — вдруг спросил Тедди, и даже голос у него стал светлее.

— Может, сходишь с Глорией?

— Ты никогда не водишь меня в зоопарк. — Он крепче прижал к себе Банни. — Я с мамой пойду.

Мой сын заявил это так решительно, как будто последней недели и не бывало, или нам все приснилось. У меня чуть не разорвалось сердце.

— Ты понимаешь, что мамы больше нет, Тедди?

— А ты говорил, что видишь ее, — выкрикнул он пронзительно, и в его словах звучала неумолимая логика маленького ребенка. Но это была моя вина, я не сумел объяснить ему, что мама умерла. Когда он плакал, я утешал его мыслью о том, что можно сохранить образ того, кого любишь, в своем сердце и видеть его как живого, хотя его и нет рядом. Глупо было надеяться, что мальчик неполных четырех лет от роду справится с такой сложной идеей; я и сам не справляюсь.

— Мы же сегодня провожали ее в церкви, Тедди, — напомнил я как можно мягче.

— Угу.

— Пора возвращаться в кроватку.

— Я не устал.

— А как же Банни? Он-то хочет спать или нет?

Тедди внимательно посмотрел на ушастого друга.

— Ты устал, Банни, — сказал он немного удивленно, словно пушистая зверушка ему ответила.

Я уложил обоих в кроватку и принес Тедди попить.

— Хватит приключений на сегодня, — сказал я. — Сладких снов.

— А где мама теперь? — спросил сын.

Мое сердце опять пропустило удар.

— Не знаю точно, Тедди, но там, где она теперь, очень хорошо. Лучше, чем здесь. — Раньше я никогда не мог понять, почему взрослые говорят такие банальности детям. А тут вдруг понял: мне нечего больше предложить сыну.

Глава 12 Дейрдре

В восемь утра я уже была в 17-м округе, на Восточной 51-й улице, и ждала Луиса Вильяверде, того детектива, чьи слова о смерти Каро цитировала газета. Мои контакты с полицией ограничились тем, что они сообщили мне о смерти сестры, а опознанием тела и другими формальностями занимался кто-то другой — скорее всего, Тео.

Вильяверде приветствовал меня зубастой ухмылкой. Лет ему было около тридцати пяти, кожа оливковая, глаза темные. Невысокий рост при мускулистом сложении, кривоватый нос и шрамы на лице делали его похожим на бывшего боксера.

— Как держитесь? — спросил он.

— Вчера похоронили, — ответила я. — Тяжело.

— Со скоропостижной смертью всегда трудно смириться. Особенно когда умирают молодые, как ваша сестра. Чем я могу помочь?

— Я хочу поговорить с вами о деле.

— Каком деле? — Он скептически посмотрел на меня.

— Мы можем побеседовать с глазу на глаз?

Так мы оказались в комнате для допросов, где сели друг против друга за металлический стол на металлические стулья.

— Это чтобы граффити не рисовали? — вырвалось у меня при взгляде на металлическую крышку стола. Сразу вспомнился другой стол, деревянный, за которым меня допрашивали в пятнадцать лет; он был покрыт вязью инициалов и отборных ругательств в адрес копов.

— Нет, чтобы клопы не ползали, — ответил Вильяверде. — Так о чем вы хотите со мной поговорить?

— Как идет расследование?

— Никакого расследования нет. — Он посмотрел на меня озадаченно. — Ваша сестра скончалась от сердечного приступа, если говорить по-простому. К сожалению, болезнь сердца развилась у нее еще во время беременности.

— Какая болезнь? — Теперь озадачена была я, но меня вовремя озарило. — Погодите, это вы про давление, что ли? Когда она носила Тедди, у нее было высокое давление. Но после родов оно вошло в норму.

Коп пошелестел листками на своей желтой дощечке.