Значит, я умерла - [23]

— А вот ее доктор утверждает, что не совсем. Аритмия стала ее постоянной проблемой. Видимо, ваша сестра просто никому об этом не говорила. Даже ее муж не знал. И отец.

Я впервые в жизни услышала о том, что у Каро были проблемы с сердцем.

— Поверить не могу, чтобы все было настолько серьезно. Она бы сказала.

— Она жила бы и дальше, если б не ударилась головой, — продолжал Вильяверде. — Считается, что сотрясение мозга влияет только на мозг, но оно затрагивает и сердце. Учащаются сокращения. Конечно, то, что случилось с вашей сестрой, — это трагедия, но мы убедились, что с причинами смерти все чисто; значит, дальше уже не наше дело.

— Но откуда вы знаете, что все чисто? — накинулась на него я. — Почему не было вскрытия?

— Послушайте, люди почему-то считают, что в полиции вскрывают всех покойников подряд, — возразил Вильяверде. — На самом деле вскрытие обязательно только при насильственной смерти. Во всех остальных — по желанию семьи покойного. Мы предлагали; муж вашей сестры ответил «нет».

Конечно, Тео отказался. Теперь, что бы он ни сделал с Каро, все осталось в тишине и тайне.

Я вытащила распечатку письма Каро.

— Вчера я получила от сестры письмо. Она писала его прямо перед смертью. Вот, прочтите, — я подвинула листок к нему.

— Вы получили это вчера? — Он недоверчиво приподнял бровь. — Но ведь она умерла неделю назад.

— Каро устроила так, чтобы письмо ушло только в случае ее смерти.

— Откуда нам знать, что это она писала? В Сети сейчас что угодно можно подделать.

— Никто, кроме моей сестры, не мог оставить таких указаний на наше с ней прошлое.

Детектив еще раз пробежал глазами листок.

— Она называет вас Додо. Это прозвище?

— Так меня звали, когда я ходила в детский сад. Ее — Каро, а меня — Додо. — Полицейский, по обыкновению, сосредоточился на самом неинтересном. — Но главное не это. «Я часто думаю о маме и о том, как не хочется верить, что и тебя постигнет судьба одного из родителей, пока это не случится». — Я перевела дух. — Это фраза из письма, которое много лет назад написала наша мать. Увидев ее, я сразу поняла, что это сообщение от сестры. Потому что на свете нет больше никого, кто знает все об этом.

— О чем «об этом»?

Мне было бы легче раздеться перед ним до трусов или сигануть в окошко, чем рассказать ему правду. Но выбора у меня не было.

— Наш отец бил нашу мать. Ругались они постоянно, скандалы часто переходили в драки. Особенно если он напивался, что в те времена случалось нередко.

— Вы обращались в полицию?

Я расхохоталась, но тут же оборвала смех.

— Нет, мы с Каро должны были делать вид, что все нормально. В нашей семье не считалось большим грехом, если отец поднимал руку на мать, зато рассказать об этом чужим было бы настоящим преступлением. — Мои родители иммигрировали в Штаты из Северной Ирландии; для них не было ничего важнее, чем их драгоценный кодекс молчания.

— А вас с сестрой отец когда-нибудь бил?

— Нет. Мы же девочки, так что наказывать нас должна была мать.

— Значит, вас била она?

— Это уже не ваше дело. — Слова буквально сами сорвались у меня с языка, но я пришла в полицию не затем, чтобы говорить о матери. Она умерла от рака незадолго до рождения Тедди. У нас было немало разногласий, но я всегда любила ее.

Полицейский нахмурился, но проглотил и это.

— Насколько далеко у вас все зашло с отцом?

— Когда мне было пятнадцать, я нашла письмо. Его написала мама — на случай если с ней что-нибудь произойдет — и положила в семейную Библию.

Я склонила голову низко, как на исповеди. Строчки того письма и теперь стояли у меня перед глазами. «Райан Кроули не плохой человек, но он способен на очень плохие поступки. Если когда-нибудь меня найдут избитой в кровь или я умру от «случайного» падения с лестницы, знайте, что это дело рук моего мужа. Он будет раскаиваться, но поздно. Пожалуйста, берегите моих девочек. Я люблю их».

Дрожь прошла у меня по телу при одном воспоминании об этом, даже столько лет спустя. Каро тогда уже не жила с нами, она училась в колледже, и я в панике позвонила ей туда, не зная, что делать. Но сестра приняла мое сообщение на удивление равнодушно. «Положи письмо туда, где ты его нашла, — сказала она мне, — и сделай вид, будто в глаза его не видела».

«Но как? — рыдала я в трубку. — Ведь он же убьет ее рано или поздно».

«Не драматизируй, — ответила Каро. — Просто они так живут. А ты не обращай на них внимания, живи своей жизнью».

Коп хрустнул костяшками, возвращая меня к реальности.

— Ладно, — сказал он и протянул мне листок с распечаткой письма.

Утром я встала ни свет ни заря, чтобы успеть воспользоваться принтером, пока хозяйка спала. «Если ты читаешь это, значит, я умерла. Как бы ни выглядела моя смерть, она не случайна. Тео уже убил одну жену, и это сошло ему с рук. Заставь его ответить за мою смерть, чего бы это тебе ни стоило».

Он кашлянул.

— Кто была эта первая жена?

— Раньше я ничего о ней не слышала, — ответила я. — Но вчера спросила о ней Тео. Он не назвал мне ее имени, но и не отрицал, что был женат прежде.

— Он сообщил вам какие-то подробности?

— Я спросила его, где ее похоронили: на том же кладбище, что и Каро, или нет. Тео сказал, что нет.