Значение фронтира в американской истории - [10]
Но английское правительство было не одиноко в своём желании ограничить продвижение фронтира и направлять его. Приморская Виргиния и Южная Каролина подтасовывали итоги выборов, чтобы обеспечить господство побережья в законодательных собраниях. Вашингтон хотел единовременно устроить штат на Северо-Западе. Джефферсон хотел сохранить от заселения территорию Луизианы к северу от тридцать второй параллели, чтобы отдать её индейцам в обмен на их земли восточнее Миссисипи. «Когда мы заполним этот берег, – писал он, – мы можем создать ряд штатов на западном берегу от верховьев к устью, и продвигаться плотными рядами по мере того, как увеличивается наша численность». Мэдисон[42] вообще доказывал французскому посланнику, что Соединённые Штаты не рассматривают возможность расширяться на правый берег Миссисипи – они, скорее, боятся этого. Когда в 1824 году обсуждался вопрос об Орегоне, то Смит из Виргинии хотел создать неизменяемую границу для штатов за Миссисипи, жалуясь, что приморские штаты теряют своих лучших людей из-за того, что на рынок попадает слишком много земли. Даже Томас Бентон, человек широчайших взглядов на судьбу Запада, на этой стадии своего жизненного пути заявлял, что гребень Скалистых гор – это «западная граница республики, а на самом высоком пике, который никто не должен переходить, нужно воздвигнуть статую легендарному богу Термину[43]». Но попытки установить жёсткие границы, чтобы прекратить расселение и продажу земель и лишить Запад его политической мощи, остались тщетными. Фронтир непрерывно продвигался вперёд и нёс с собой индивидуализм, демократию и национализм и сильно влиял на Восток и на Старый Свет.
Самыми действенными попытками Востока регулировать фронтир стала образовательная и религиозная деятельность, которая проявлялась в межштатных перемещениях и организованных обществах. В 1835 году доктор Лайман Бичер[44] заявил: «Столь же очевидно, что религиозная и политическая судьба нашей нации решается на Западе». Он указывал, что население Запада, «собранное из всех штатов Союза и всех наций Европы и несущееся, как воды потопа, для моральной устойчивости нуждается в немедленных, всеобщих действиях тех институтов, которые дисциплинируют разум и вооружают совесть и сердце. Мнения и привычки на Западе столь разные, знакомства столь недолгие, поселения столь редкие, общественный настрой столь неоднороден, что нужные институты не могут быть узаконены. И всё же они необходимы прямо сейчас во всём своём совершенстве и могуществе. Нация «родилась за один день». Но что станет с Западом, если его процветание достигнет такой силы, а великие институты, необходимые для формирования разума и совести на этом обширном пространстве, опоздают? Нельзя этого допускать. Не позволяйте людям Востока успокоиться и грезить о свободе, забыв о Западе. Его судьба – это наша судьба».
Обращаясь к совести Новой Англии, он обращается и к её опасениям за то, что другие религиозные течения обойдут течения Новой Англии. Священники и учителя Новой Англии оставили свой след на Западе. Страх перед освобождением Запада от политического и экономического надзора Новой Англии сопровождался опасениями, как бы Запад не оторвался от её религии. Комментируя отчёты о том, что поселения в Висконсине быстро расширяются на север, редактор «Хоум Мишионари» писал в 1850 году: «Мы даже не знаем, радоваться или огорчаться расширению наших поселений. Мы сочувствуем увеличению материальных ресурсов и процветанию нашей страны, но мы не можем забывать, что это рассеяние по глухим углам всё более препятствует распространению средств для обретения благодати». В согласии с этими идеями на Западе были учреждены миссии и колледжи. Пока такие города, как Филадельфия, Нью-Йорк и Балтимор боролись за господство в западной торговле, точно так же разные церкви боролись за овладение Западом. Так Запад был обогащён интеллектуальным потоком из Новой Англии. Своих миссионеров отправили и другие секции, и между религиозными течениями началась настоящая война. Битва за власть и склонность к расширению, которые проявились у различных религиозных течений благодаря подвижному фронтиру, имели важное влияние на характер религиозной организации в Соединённых Штатах. Умножение соперничающих церквей в небольших городках фронтира вызвало глубокое и продолжительное воздействие. Религиозные аспекты фронтира составляют в нашей истории отдельную главу, которую нужно изучать.
Условия жизни на фронтире породили интеллектуальные черты чрезвычайной важности. Труды путешественников на фронтиры начиная с колониальных времён описывают некоторые общие черты. Эти черты, хотя и ослабленные, сохраняются как пережитки в местах их происхождения, даже если социальная организация достигла более высокой стадии. Американский интеллект обязан фронтиру своими потрясающими характеристиками. Это грубость и сила, соединённые с остротой и любознательностью. Это практический, изобретательный склад ума, способность быстро найти подходящие средства. Это умение разобраться в мире материальных вещей, нехватка художественности при склонности к эффектному завершению. Это безрассудность, возбудимость, энергичность. Это преобладающий индивидуализм, который может быть и добром, и злом. Это бодрость и восторженность, которые приходят со свободой. Всё это черты фронтира или черты, порождённые существованием фронтира. Начиная с тех времён, когда Колумб прибыл в воды Нового Света, Америка стала синонимом возможностей. Народ Соединённых Штатов получил свой характер от беспрестанного расширения, которое напрашивалось само собой. Только опрометчивый пророк станет утверждать, что расширение Америки закончилось. Движение было господствующим фактом, и пока эту подготовку не пройдёт весь народ, американская энергия будет постоянно требовать более широкого поля для деятельности. Но больше никто не предложит такого дара в виде свободных земель. Узы обычая на фронтире разрушены, и свобода празднует триумф. Здесь не tabula rasa
