Последний бюллетень бюро по переписи населения за 1890 год содержит такие примечательные слова: «До 1880 года включительно в стране был фронтир расселения, но в данный момент незаселённые области разбиты на обособленные участки, так что вряд ли можно говорить о линии фронтира. Следовательно в отчётах о переписи больше не имеет смысла обсуждать протяжённость этой линии, её продвижение на запад и т. д.». Это короткое официальное заявление отмечает, что завершился великий исторический процесс. Вплоть до наших дней американская история была в большей степени историей колонизации великого Запада. Существование свободных земель, их продолжительная удалённость, продвижение американских поселений на запад объясняет развитие Америки.
В основе институтов, в основе конституционных форм и модификаций лежат жизненные силы, которые порождают эти органы, создают их для встречи с изменяющимися условиями. Своеобразие американских институтов заключается в том, что они были вынуждены приспосабливаться к изменениям расширяющегося народа, к изменениям, которые включают пересечение континента, победу над дикой природой и экономико-политическое развитие в каждом районе – от примитивных условий фронтира к сложной городской жизни. Кэлхун[1] в 1817 году сказал: «Мы растём быстро – я бы сказал, ужасающе быстро!» Этими словами он обозначил отличительную черту американской жизни. Все народы развиваются, зародышевая теория политики достаточно известна. Тем не менее, в случае большинства наций развитие происходит на ограниченной территории, и если нация расширяется, она встречает другие растущие народы, которые завоёвывает. Но в случае с Соединёнными Штатами мы видим другое явление. Ограничившись атлантическим побережьем, мы видим похожую эволюцию институтов на ограниченной территории: рост представительного правительства, развитие от простых колониальных правительств к сложным органам, прогресс от примитивного общества без разделения труда к промышленной цивилизации. Но в дополнение к этому мы видим тот же процесс эволюции на каждой западной территории, которая достигнута в процессе расширения. Таким образом, развитие Америки – это не просто движение по одной линии, но возвращение к примитивным условиям на постоянно продвигающейся линии фронтира и новое развитие этой территории. На фронтире общественное развитие постоянно начиналось заново. Это вечное перерождение, эта текучесть американской жизни, это расширение на запад с его новыми возможностями, постоянное соприкосновение с простотой примитивного общества порождает силы, пробладающие в американском характере. Правильнее смотреть на нашу нацию не с точки зрения атлантического побережья, а с точки зрения великого Запада. Даже борьба с рабством, которое стало объектом пристального внимания таких авторов, как профессор фон Хольст[2], занимает важное место в американской истории потому, что оно связано с расширением на запад.
В этом продвижении фронтир является внешней гранью волны – точкой, где встречаются дикость и цивилизация. О фронтире много писали с точки зрения пограничных войн, но серьёзные исследования экономистов и историков пренебрегали этой областью.
Американский фронтир сильно отличается от европейского фронтира – укреплённой пограничной линии, проложенной через плотно населённые районы. Самая примечательная черта американского фронтира – то, что он до сих пор проходит по свободным землям. В отчётах о переписи населения его определяют как территорию с плотностью менее двух человек на квадратную милю. Определение расплывчатое, но для наших целей нет необходимости давать более строгое. Мы рассмотрим весь пояс фронтира, включая индейские земли и внешний край «заселённых районов» из отчётов о переписи. В этой статье не будет дано исчерпывающего описания темы. Её цель – просто привлечь внимание к фронтиру как к плодотворной области исследований и обозначить некоторые возникающие в связи с этим проблемы.
В заселении Америки мы наблюдаем, как европейская жизнь вошла на континент и как Америка изменила и развила эту жизнь, как Америка ответила Европе. Наша ранняя историческая наука – это изучение того, как европейские зародыши развиваются в американской среде. Слишком много внимания учёные уделяли германским источникам, слишком мало – американским факторам. Фронтир – линия очень быстрой и эффективной американизации. Колониста подчиняла дикая местность. Он представал перед ней европейцем – в одежде, производстве, инструментах, способах передвижения и образе мыслей. Она вытаскивала его из железнодорожного вагона и усаживала в берёзовое каноэ. Она сдирала с него цивилизованное одеяние и облачала его в охотничью рубашку и мокасины. Она прятала его от чероки и ирокезов в бревенчатой хижине и окружала его индейским частоколом. Вскоре он прекращал сажать кукурузу и рыхлить землю острой палкой. Он издавал боевой клич и брал скальп самым что ни на есть индейским способом. Коротко говоря, на фронтире среда сначала оказывалась слишком суровой к человеку. Он должен был согласиться с условиями, которые порождали – или разрушали – фронтир, и поэтому приспосабливался к индейским прогалинам и следовал по индейским тропам. Мало-помалу он преобразовывал природу, но следствием было не то, что в старой Европе, не просто развитие германских зародышей – не больше, чем это явление было возвращением к германским корням. Факт в том, что получившийся продукт был американским. Сначала фронтиром было атлантическое побережье. Это был фронтир Европы в самом подлинном смысле. Двигаясь на запад, фронтир становился всё более и более американским. Как последовательный ряд оледенений создаёт последовательный ряд конечных морен, так каждый фронтир оставляет за собой свои следы. Когда район становится заселённым, он продолжает нести в себе характеристики фронтира. Таким образом, продвижение фронтира означает непрестанный уход от европейского влияния, непрестанный рост независимых американских особенностей. И чтобы изучить это продвижение, человек, который вырос при этих условиях, при их политических, экономических и общественных результатах, должен изучать по-настоящему американскую часть нашей истории.
