Во второй половине дня она наведалась в пекарню. Ендрух снова построил свой замечательный мост, благодаря чему Зиновия — под огромным красным зонтом, обнаруженным ею в каком-то углу, — сумела в буквальном смысле выйти сухой из воды. В пекарне сидели за столом присмиревшие слуги. Тарас, Мотуш и Адаминко играли в тарок, Квита шила, Софья потягивалась и зевала, Дамьянка лущила горох, а Ендрух изучал сонник — он, видимо, вознамерился поучаствовать в лотерее.
— Не помешаю вам? — входя, спросила Зиновия. — Я перебралась сюда, потому что находиться в доме невыносимо.
— Барин и нам тоже изрядно шею намылил, — откликнулся Тарас.
Очередная партия закончилась. Зиновия подсела к столу и взяла карты.
— Хочу разок сыграть с вами.
— Какая честь! — сказал Адаминко.
— Ах, сударыня, — добавил Тарас, — если бы все господа были такими добрыми, как вы, на белом свете все шло бы совсем по-другому…
— А все еще и пойдет по-другому, — ответила Зиновия, в которую тем утром точно бес вселился. — Есть мудрые мужи, которые пекутся о благе народа. Они учат нас, что все люди братья и что никто не имеет права жить в роскоши за счет других.
— Однако у господ все-таки есть поместья, а у нас — ничего, — отозвался Мотуш.
— Тогда надо все поделить заново.
— Здесь есть над чем задуматься.
Пока Зиновия в боярской меховой душегрейке восседала среди слуг, точно апостол коммунизма, раздался стук в окно, и Софья вышла на улицу. Спустя некоторое время она воротилась, сияя во все лицо озорной улыбкой.
— Небось гусара себе завела? — ехидно полюбопытствовала Дамьянка.
— Нет, это всего лишь письмецо для барыни.
— От кого? — навострила уши Зиновия, которой не составляло труда одновременно играть в карты, проповедовать социальную революцию и слышать и видеть все, что происходит вокруг.
— От господина кадета.
— Дай-ка мне.
— Я не смею, барыня немедля прогонит меня со службы.
— Можешь быть спокойна: через четверть часа ты получишь его обратно.
Софья нерешительно извлекла письмо из-за пазухи, и еще прежде, чем она успела сообразить, что случилось, Зиновия вырвала конверт у нее из рук и поспешила с ним к Меневу.
— Поклянись, что не наделаешь глупостей, а главное, не выдашь меня — тогда ты сейчас узнаешь большую новость.
— Клянусь! Ну, что там у тебя?
— Письмо, которое кадет тайком посылает твоей жене.
— Дай его мне.
— Ты можешь по оплошности разорвать его. Давай лучше осторожно вскроем конверт и, прочитав письмо, передадим Аспазии — так, чтобы у нее не возникло подозрений.
— Какой же изощренный ум у вас, женщин!
Зиновия поманила Менева. Он проследовал за ней в ее горницу. Там с помощью мокрой губки и тонкой булавки она аккуратно вскрыла письмо, и они вместе его прочитали.
Содержание было следующим:
«Когда же пробьет с нетерпением ожидаемый мною час, когда вы в безмерной своей милости снизойдете к моим желаниям и позволите мне побеседовать с вами с глазу на глаз? Если бы ваш супруг отправился на охоту, а вы бы уговорили дам съездить в город, нам, наконец, представился бы удобный случай без помех побыть вместе. Нынче расплодилось много волков, и как только снова станет прохладно и сухо, помещики воспользуются ближайшей возможностью, чтобы устроить на них большую облаву. Ваш супруг, несомненно, примет в ней участие. Взвесьте, пожалуйста, все — вы ведь ко мне расположены, на что я смею надеяться, — и подайте знак вашему преданному рабу.
Лепернир».
— М-да, хорошенькая история, — проговорил Менев.
— Только сохраняй хладнокровие, — посоветовала Зиновия, снова запечатывая письмо. — Не выдай себя перед ней и вообще ничего без моего ведома не предпринимай. Надеюсь, ты теперь убедился, что я твой истинный друг.
После этого она вернулась в пекарню, и Софья тут же полетела с письмецом кадета к Аспазии.
Едва Зиновия успела взять в руки карты, как во двор вкатилась громоздкая повозка — впрочем, она скорее плыла, чем катилась. Это был сельский Ноев ковчег, рассчитанный на целую семью; в него по причине бездорожья запрягли аж шесть лошадей. Из исполинского рыдвана выбралась странная компания: сначала Карол, затем Февадия, за ней — Винтерлих и под конец — Феофан. Они случайно встретились в окружном городе, как раз когда Винтерлих собрался предпринять небольшую инспекционную поездку, и он пригласил всех присоединиться к нему.
Тем временем наступил вечер, все уселись за накрытый стол, и Тарас подал ужин: зразы и кашу.[87] Карол, сидевший подле Зиновии, начал было опять шептать ей на ухо о своей любви и своих упованиях. Он выбрал не слишком удачное время.
— Я приняла решение никогда больше не выходить замуж, — холодно отрезала Зиновия.
— Ты не можешь всерьез говорить такое!
— Пожалуйста, избавь меня от дальнейших разговоров.
— Зиновия, ты повергаешь меня в отчаянье.
— Да замолчишь ты?
— Я не могу. Прошу тебя, Зиновия…
— Тогда я сама положу этому конец: я завтра же уеду. — Она повернулась к Меневу: — Могу я завтра утром взять экипаж?
— Разумеется.
— Не позволяй ей уезжать, — сказал Карол.
— Ты хочешь уехать?
— Да, и уже завтра.
Тут все, за исключением Натальи, принялись ее уговаривать.
— Нет, я поеду! — энергично воскликнула Зиновия. — Если вы полагаете, что я позволю вам терзать меня, то вы ошибаетесь. Я по горло сыта вашими скандалами.
