Змей подколодный - [207]
Андрей Карцев, отыскавший, наконец, незабвенную пропажу, был в шоке от самого себя. Пропажа крутилась рядышком — руку протянуть. Сучий колдун, поганый змей и двуличный мерзавец, но от его присутствия в душе наследника джедаев ровным пламенем горела свеча, двадцать лет кряду едва тлевшая. "Не потому что от неё светло, а потому что с ней не надо света"[41]. Сущий кошмар — но поделать с этим он ничего не мог.
"Офигеть, господа маги!" — подумал слуга, выбравшись из чужих эмоций, и успокоенно присел в уголок с чашкой чая. Беды не будет. А реванш — ну что реванш? Псина лает — ветер носит…
— Тост бы какой, — пробормотал хозяин. — Даже и не соображу…
— За встречу, — подсказал гость, принимая рюмку. — Рыбку-то тоже дом коптил? — спросил он, вплотную принимаясь за облюбованное кушанье. — Хороший, слушай, у тебя дом!
— Рад, что тебе нравится, — сказал хозяин. — Не последний раз сидим, надеюсь.
— На каникулы меня будешь забирать, господин директор? — осведомился гость.
— Могу, между прочим. Пользуясь служебным положением. Поедешь? Я бы с радостью. Я, знаешь ли, скучал…
— Заметно, — согласился гость. — Только что-то ты квалификацию за последние двадцать лет утерял. Бестолковей истории и не припомню…
— Да времени нет, — с досадой сказал хозяин. — Гимназии одной — по горло!..
— Понимаю, — сказал гость. — А говоришь — скучал… Это я тут в придурках гуляю…
— Взаимно, друг мой, — сказал хозяин. — Взаимно. Ты, кажется, и попытки не сделал меня отыскать.
— А ты, можно подумать, торопился. Или ждал, пока дочка подрастёт?
— Может, и ждал.
— Подружить нас хотел? Так мы подружились. Ты не поверишь, как. Её вон на каникулы забери… папаша хренов…
— Не хотелось бы, — сказал хозяин. — Вот к этому, Дрейчик, я уж совсем не готов.
— А-а… — протянул гость. — Понимаю… Хэппи-энда хочешь? Охотно верю. В железном замке, а, господин мой колдун? Сбросим цепи и хвосты! Тебе сколько лет-то, кролик мой белый?
— Затрудняюсь с ответом, — сказал хозяин, не раздумывая. — А тебе?
"Туше", — подумал слуга, а гость сделал неопределённый жест.
— А мне хватает, — мрачно сказал он. — И какие предложения?
— Сюжет-то сам по себе неплохой, — осторожно сказал хозяин.
— Стильный, — согласился гость.
— Я ведь, собственно, закончил…
— Пожалуй, — согласился гость, отодвигая блюдо с рыбой.
— Может быть, стоит оставить… мой вариант?
Гость изобразил на лице вопрос, и хозяин уточнил:
— Для Ольги. Или я прошу многого?
— Ну что вы, господин директор! — возразил гость, вытирая салфеточкой руки. — Как примерный гимназист, я полностью разделяю вашу точку зрения.
— Андрей…
— Я понимаю, вы не наигрались, — сказал гость, подпирая кулаком щёку. — Жалких два месяца… Но это — хрен бы с ним… А вот известно ли вам, господин директор, как славно мне было минувшей ночью? Вот когда я понял, кто вы такой есть на самом деле, уважаемый мой господин Айзенштайн, — тихо сказал гость и сощурился. — Я ведь думал, что я вас убил, — сказал он ещё тише и поднялся, опираясь на стол.
Слуга, отшвырнув чашку, вихрем вынесся из-за книжного шкафа, но сучий колдун успел первым. Гость обнаружил себя сидящим на диване, а лучшего друга — на полу рядышком, уткнувшимся в диван лбом. Локоть сучьего колдуна лежал у гостя на коленке.
— Ну прости меня, — глухо сказал окаянный змей. — Я… не хотел так.
Он поднял голову: похожий, и впрямь похожий на Лёшу Гаранина — насколько может походить взрослый мужчина на себя мальчика.
Маленького мальчика, который стоит, раскинув руки, у "Детского мира". Зима, и на мальчике яркие-яркие красные варежки. Мальчик смотрит вверх, на деревья, дома и небо, на свой город, самый лучший в мире, а мир мальчика очень большой. "Когда я вырасту, — говорит мальчик, — я куплю этот город! Я его весь куплю себе! Но ты не бойся, Дрейчик, я с тобой обязательно поделюсь", — обещает мальчик, мальчик в красных варежках, ещё не директор, ещё не маг, ещё…
"Не купил, — подумал гость. — Не купил — хотя мог бы, наверное. Сотворил заново, демиург местечковый… Но поделился. Уж как сумел…"
— Я виноват, — сказал демиург, глядя гостю в глаза. — Я идиот… ну, прости, пожалуйста…
Нос у него был уже реанимированный, вполне готовый к следующему перелому. Ноздри — в точности Ольгины… Гость втянул в себя воздух и спихнул змеев локоть с колена.
— Сонет номер сто семнадцать, — сказал он сквозь зубы. — "И вся моя вина покажет, как любовь твоя верна"[42]. Ты, господин директор, прямо как баба, которую в койке застали… Отвернись, а? Не искушай…
— Ты не поверишь, но морду мне нынче били дважды, — сказал господин директор. — Это зачтётся?
— Демуров, — сказал гость.
— Точно.
— Славно! — с чувством сказал гость. — А с ним как? Проблем не будет?
— Ни с кем не будет…
— Верю. Я бы на месте твоих коллег тоже молчал в тряпочку…
— А на своём? — спросил хозяин, и ответить тут было нечего.
— Да пошёл ты… — бессильно сказал гость. — Шантажист, мать т-твою… И учти — класть я хотел на твои просьбы! Девчонку жалко. Она и так — после твоих вывертов… Ты представляешь хоть, что она о тебе думает?! Ты себя на её место поставь. Когда знаешь, что в любую минуту подохнуть можешь! Это ж какой сукой надо быть — такое придумать! Сука ты, господин Айзенштайн…
Если характер вдруг резко меняется — это обычно не к добру. Но чтоб настолько! Перемены приводят Настю не куда-нибудь, а в чужую вселенную, где есть непривычные боги и маги, и более привычные ненависть и надежда… А как же наш мир? Кажется, что в отличие от того, параллельного, он начисто лишён магии. Но если очень-очень хорошо поискать?
Господи, кто только не приходил в этот мир, пытаясь принести в дар свой гений! Но это никому никогда не было нужно. В лучшем случае – игнорировали, предав забвению, но чаще преследовали, травили, уничтожали, потому что понять не могли. Не дано им понять. Их кумиры – это те, кто уничтожал их миллионами, обещая досыта набить их брюхо и дать им грабить, убивать, насиловать и уничтожать подобных себе.
Обычный программист из силиконовой долины Феликс Ходж отправляется в отдаленный уголок Аляски навестить свою бабушку. Но его самолет терпит крушение. В отчаянной попытке выжить Феликс борется со снежной бурей и темной стороной себя, желающей только одного — конца страданий. Потеряв всякую надежду на спасение, герой находит загадочную хижину и ее странного обитателя. Что сулит эта встреча, и к каким катастрофическим последствиям она может привести?
Сергей Королев. Автобиография. По окончании школы в 1997 году поступил в Литературный институт на дневное отделение. Но, как это часто бывает с людьми, не доросшими до ситуации и окружения, в которых им выпало очутиться, в то время я больше валял дурака, нежели учился. В результате армия встретила меня с распростёртыми объятиями. После армии я вернулся в свой город, некоторое время работал на лесозаготовках: там платили хоть что-то, и выбирать особенно не приходилось. В 2000 году я снова поступил в Литературный институт, уже на заочное отделение, семинар Галины Ивановны Седых - где и пребываю до сего дня.
Я родился двадцать пять лет назад в маленьком городке Бабаево, что в Вологодской области, как говорится, в рабочей семье: отец и мать работали токарями на заводе. Дальше всё как обычно: пошёл в обыкновенную школу, учился неровно, любимыми предметами были литература, русский язык, история – а также физкультура и автодело; точные науки до сих пор остаются для меня тёмным лесом. Всегда любил читать, - впрочем, в этом я не переменился со школьных лет. Когда мне было одиннадцать, написал своё первое стихотворение; толчком к творчеству была обыкновенная лень: нам задали сочинение о природе или, на выбор, восемь стихотворных строк на ту же тему.
«Родное и светлое» — стихи разных лет на разные темы: от стремления к саморазвитию до более глубокой широкой и внутренней проблемы самого себя.