Змей и жемчужина - [145]

— Спасибо, дорогой. — Адриана подула на горячее вино. — А теперь, Джулия, послушай меня. Ты должна ехать в Рим не только потому, что так хочет Его Святейшество, но и ради твоей собственной безопасности. Ты ни в коем случае не должна здесь оставаться, когда сюда явится французская армия, — ты слышала, что они творили в тех городах, через которые прошли? Они убивают мужчин, отпиливают пальцы женщинам, чтобы снять кольца, насилуют мальчиков, которые прислуживают в алтаре, — да ты и сама знаешь, на что способны французы. А маленьким детям, не старше Лауры, они разбивают головы о камни...

Я уколола иглой подушечку большого пальца и поморщилась. До сих пор мне удавалось не думать о французах, потому что у меня и без них хватало поводов для беспокойства.

— Их войска действительно так близко?

— Они на севере, моя дорогая, всего в нескольких днях пути. А передовые отряды могут быть и того ближе. Я узнала эти новости по дороге сюда.

— Тогда я приготовлюсь, чтобы отправиться завтра, — решила я. В конце концов, какой смысл в безрассудстве? Вечерний ветер приоткрыл один из ставней; я встала с покрытой подушками скамьи у стены и прошла через комнату, чтобы закрыть его. Днём в Каподимонте было необычайно тепло для ноября, но вечера были по-зимнему холодны. Хоть бы французы замёрзли в своём лагере.

— Я рада, что ты прислушалась к голосу разума, Джулия. — Моя свекровь улыбнулась. — Я уже говорила внизу с твоей сестрой; она тоже намерена завтра уехать. Мы выедем вместе с нею на рассвете и отправимся в Рим. Туда-сюда через папские земли, о Боже, это в моём-то возрасте! Порой я чувствую себя мешком для перевозки почты.

— Я поеду, но не в Рим. — Я посмотрела в лицо своему мужу и свекрови. — Орсино только что приглашал меня в Карбоньяно.

— В самом деле? — Адриана взглянула на своего сына; тот стоял, глядя на меня сияющими глазами. — Мой дорогой мальчик, — фыркнула она. — Ты же знаешь, этого никогда не будет.

— Это почему же? — вопросила я. — Даже Папа не может отлучить от Церкви мужа, увозящего свою законную жену.

— Отлучить от Церкви? — запинаясь, пробормотал Орсино.

— Он вечно грозится отлучить меня от Церкви, — небрежно ответила я. — Это неважно.

— А некоторые сочли бы, что это важно, — тихо сказала Адриана.

— Не лезьте в это дело! — Я чувствовала, как в моей груди поднимается гнев, как наружу просятся все резкие слова, которые я глотала вместо того, чтобы сказать их моей свекрови, моему мужу, моей семье — всем тем, кто содействовал тому, чтобы я очутилась в постели Папы. Мотивом самого Родриго, по крайней мере, была страсть, прямая и откровенная, как солнечный свет. А какие оправдания были у них?

Адриана, не обратив на мои слова ни малейшего внимания, перевела взор на сына.

— Надеюсь, ты, Орсино, хотя бы не спал с ней во время этого неразумного визита? В прошлый раз святой отец очень разгневался — я едва упросила его не забирать у тебя в наказание Карбоньяно и Бассанелло. Ты не должен касаться её и пальцем, таковы условия сделки, и ты это знаешь.

Орсино покраснел.

— Я... я хочу сказать, что она моя жена, и нет греха, если бы мы... — Он замолчал, красный как рак.

— Молодец. — Она похлопала сына по руке. — Ты с ней не спал.

— Как бы то ни было, это не ваше дело, — резко сказала я. Конечно, когда Орсино только что приехал в Каподимонте, я стала гадать, воспользуется ли он своим правом спать в моей постели. Моя семья отвела ему комнату как можно дальше от моей, но ночью он мог бы прокрасться ко мне в любое время. Я не могла не вспомнить другую тёмную лестницу, другую мерцающую свечу, когда Лукреция впервые, крадучись, провела своего мужа к себе в спальню. Большинство женщин могли открыто спать со своими законными мужьями, но Лукреции и мне приходилось идти к нашим в глубокой тайне.

Но муж Лукреции хотя бы имел смелость пробраться в спальню жены. Моему же не хватило духу. И сейчас ему тоже не хватало духу сказать своей матери, что она может делать со своими непрошеными советами.

— Орсино, — молвила я. — Посмотри на меня. Нет, не на неё, а на меня.

Встретившись с моим взглядом, его глаза блеснули.

— Ты хочешь, чтобы я поехала с тобой?

— Да, — прошептал он. — Господи Иисусе, да.

— Мой дорогой мальчик, — начала было Адриана.

— Адриана, будьте так добры, заткнитесь, — сказала я ей, не отрывая глаз от Орсино. — Это должны решать мы двое: муж и жена.

Она поджала губы и обратила взор на своё подогретое вино. Я взяла Орсино за руки и почувствовала частое биение его пульса; казалось, он бился во мне самой.

— Я поеду с тобой, — сказала я и почувствовала, как участился и мой пульс. — Завтра утром мы поскачем в Карбоньяно, и я буду твоей женой, буду вести хозяйство в твоём замке и рожать тебе сыновей. Но остаётся вопрос: что ты станешь делать, когда Папа явится за мной?

Снова последовало долгое молчание. Мой муж закусил губу.

«Скажи, что ты запрёшь ворота и не дашь ему забрать меня, Орсино, — подумала я. — Скажи, что ты скорее согласишься быть отлучённым от Церкви, чем отдашь свою жену, Орсино. Скажи хоть что-нибудь».

— Если бы мы отослали к нему девочку, — неожиданно выпалил Орсино. — Если бы он получил назад свою плоть и кровь, может статься, он разрешил бы тебе...