Змей и жемчужина - [144]

— Муж мой, — мягко перебила его я. — Может быть, ты всё-таки скажешь прямо?

Он прочистил горло.

— Скажу что?

Я поставила свой кубок на стол и жестом велела сразу приблизившейся к нам Пантесилее, жадно вслушивающейся в наш разговор, отойти в сторону.

— То, зачем ты приехал ко мне в Каподимонте.

Он покрутил в руках свой кубок.

— Ты знаешь, чего я хочу.

— Да, но мне хочется, чтобы это сказал ты сам, — твёрдо молвила я. — Таковы уж мы, женщины.

Он сглотнул и решился.

— Я хочу, чтобы ты уехала со мной в Карбоньяно. — Говоря это, он даже посмотрел мне в глаза. — Это хорошее место, Джулия. Сначала мне придётся присоединиться к моим солдатам, но, когда сражение закончится, я вернусь к тебе. — Он робко улыбнулся. — Ты же знаешь, я хочу, чтобы ты ждала меня там.

Часть меня хотела того же. Чтобы Лаура выросла на берегу озера, далеко от каверзной политики Ватикана, которая была определяющим фактором во время недолгого детства Лукреции. Я могла бы жить тихой, уединённой жизнью; перестать быть шлюхой, в которую плюют на улицах. Быть просто молодой матерью, живущей в лоне семьи, водить свою дочь на мессу и есть свою любимую жареную корюшку. И я могла бы есть её столько, сколько хочу, потому что мне больше не надо будет оставаться стройной, просто для того чтобы поддерживать в мужчине страсть.

Но...

— Когда Папа прикажет тебе отослать меня обратно в Рим, — сказала я, — что ты будешь делать?

Его глаза блеснули.

— Может быть, Папа не прикажет тебе вернуться. Ты говорила, его письма полны гнева.

— Но он всё ещё хочет меня. — Долгая разлука со мною в самом деле разожгла его любовь — что, собственно, и было моей целью, когда я летом покинула Рим. Но похоже, я добилась слишком большого успеха. — Что ты сделаешь, если он явится за мною самолично, Орсино, вместо того чтобы посылать твою мать?

Мой молодой муж молчал, закусив губу; молчание затянулось. Затем раздался стук в дверь, и прежде, чем я послала Пантесилею открыть её, в комнату вплыла моя свекровь — квадратное напудренное лицо, завитые волосы и острый взгляд.

— Мадонна Адриана да Мила, — без всякой нужды объявил Леонелло.

— Добрый вечер, дети, — с широкой улыбкой молвила моя свекровь. Когда она увидела, что мы с Орсино в комнате не одни, а вместе с моими служанками, в её глазах мелькнуло облегчение. Упаси бог, если я останусь наедине с моим собственным мужем! — Так чудесно видеть тебя снова, Орсино. Джулия, дорогая, тебя слишком долго не было в Риме! Мне тебя ужасно не хватало, и не мне одной.

Я не предложила ей ни сесть, ни налить вина. Она села без приглашения и сама наполнила кубок.

— Силы небесные, как же я устала, — сказала она и жестом велела моим служанкам выйти. Я кивнула также и Леонелло, и он, не говоря ни слова, тоже вышел вон и закрыл за собою дверь. Раньше я была бы рада его присутствию при предстоящем разговоре — он мог бы послужить злоязыким щитом, который защитил бы меня от свекрови, но с того дня, как я ударила своего маленького телохранителя по лицу на берегу озера, я с ним почти не разговаривала. И, по правде сказать, мне вовсе не хотелось, чтобы его острые глаза видели ссору, которая — я это чувствовала — назревала в комнате, подобно собирающимся над озером грозовым облакам, и из-за которой уже сейчас, до её начала, плечи Орсино ссутулились, а я с вызовом вздёрнула подбородок. Адриана между тем уютно устроилась в кресле, словно большая домашняя кошка.

— Когда я выезжала из Рима, Его Святейшество сам велел мне ехать как можно быстрей, — промурлыкала она, — и должна сказать, что эта бешеная скачка меня чуть не убила! Подогрей, пожалуйста, для меня это вино над жаровней, Орсино. Спасибо, какой ты хороший сын! А потом не мог бы ты выйти и дать мне поговорить с Джулией? Мне надо кое-что обсудить с ней наедине.

— Я думаю... — беря из рук матери кубок с вином, Орсино покраснел, однако посмотрел ей прямо в глаза. — Я думаю, мне следует остаться.

— Но право же, мой дорогой...

— Вы не можете сказать мне ничего такого, что не может быть сказано в присутствии моего мужа, — перебила я и улыбнулась Орсино.

Адриана посмотрела на нас двоих и пожала плечами.

— Как хотите. Джулия, у меня к тебе письмо от Его Святейшества. Знаешь, ты его очень разгневала.

— Да, я знаю.

— Похоже, тебя это не очень беспокоит, моя дорогая.

— Это точно. — Giulia La Corraggiosa, так, насколько я помнила, назвала меня Кармелина. — Ведь я, в конце концов, не его собственность, — молвила я и снова бросила взгляд на Орсино, который грел вино своей матери над углями жаровни.

— Может быть, и так, но Его Святейшество всё равно сам не свой, так он хочет, чтобы ты вернулась. — Мадонна Адриана чуть заметно улыбнулась. — И днём и ночью его осаждают кардиналы и послы — ведь речь идёт о французском вторжении — а его заботит только одно: как безопасно вернуть тебя в Рим.

— Хм-м. — Я снова взяла свой вышитый вкривь и вкось алтарный покров и начала выдёргивать кривые стежки. Орсино сделал глубокий вдох. «Закричи на неё! — молча взмолилась я, изо всех сил желая передать ему эту мысль. — Поставь её на место!» — Но он только молча прошёл через комнату и протянул матери её кубок.