Змей и Радуга. Удивительное путешествие гарвардского ученого в тайные общества гаитянского вуду, зомби и магии - [78]

Почти сорок лет спустя молодой гаитянский антрополог по имени Мишель Лягерр[180] сумел найти ответы, которых не хватало в книге Хёрстон. Летом 1976-го года Лягерру довелось пообщаться с группой крестьян, вовлечённых в какую-то тайную секту, пока они не приняли протестантизм. По словам отступников, сеть тайных сообществ покрывает всю территорию острова, негласно разбитую на сферы влияния. Названия группировок зависят от региона, и среди них значились: Зобоп, Бизанго, Винбиндинг, Сан Поэль Мандинг и, представьте себе, Макандаль. Вступали в эти общества по приглашению или через посвящение и, несмотря на строгую иерархию, общество было открыто для мужчин и женщин. Лягерр убедился в наличии паролей, знамён, транспарантов, чёрно-красной униформы в блёстках, целой программы песен, танцев и барабанных соло. Он также отметил циклический график ритуалов, способствовавших пущей сплочённости членов общества, что играло для организации немаловажную роль. Собрания происходят только ночью и начинаются с вызова духов, а завершаются торжественным шествием с выносом священного символа секты – гроба, именуемого «секей мадуле» (от искаж. фр. cercueuil – гроб).

Однако, по мнению Лягерра, функции данных организаций далеки от того, что им приписывала Хёрстон. В деятельности этих людей нет ничего криминального. Это скорее инструмент поддержания порядка, управляемый элитой вудуистского культа, сознательные честные крестьяне. Подобно своим собратьям в Западной Африке, они также являются ответственными хранителями канонов фольклора. Каждая ячейка тесно связана с унфором, чей настоятель-хунган служит посредником между подпольем и внешним миром. Филиалы сообщества разбросаны столь повсеместно на острове, что Лягерр рассматривает их как звенья подпольной администрации, готовой к прямому соперничеству со столичным, официальным режимом Гаити. А исторические корни этого явления не вызывают никаких сомнений.

По его мнению, вследствие войны за независимость и в свете предательства военных лидеров, сопротивление марунов продолжилось на ином уровне. В отдельных регионах их банды свирепствовали до середины XIX-го столетия. Но по мере захвата земель бывшими рабами и становлением водунизма, миссией марунов стала защита крестьянства от дальнейшего закабаления городской финансовой элитой, которая притесняла людей уже не из-за цвета их кожи. Если вой ну с французами можно выиграть или проиграть, то новое противостояние марунов чуждому миру обещало быть нескончаемо долгим. В новых условиях маруны больше не могли быть открытой военной силой. Они ушли в подполье и сделались силой политической, представляющей интересы своих единоверцев на гаитянской земле. Нынешние последователи марунов продолжают дело основателей движения, но лишь в пределах своего района, где они теперь «смотрящие».

Что ж, если Лягерр прав, а его доводы казались мне убедительными, картина более-менее ясна. Ведущие светила столичной медицины уверяли меня, что зомби – результат преступной деятельности, подлежащей искоренению и разоблачению во благо всего народа. Но теперь я смотрел на это явление с несколько иной точки зрения. Для городских снобов, зомби – очевидный криминал, но многое говорит о том, что не было преступных намерений у водунистов, возложивших на себя поддержание законности и «очистивших» общество от Нарцисса и Ти Фамм. Обращение в зомби – незавидный удел, тут я согласен. Но до меня начинало доходить, что без него в этом обществе не обойтись. В конце концов, чем оно хуже смертной казни?

На основе собственных изысканий я убедился, что некоторые необходимые для этой процедуры вещества находятся под контролем тайных сообществ, наследников марунов, чьё тайное знание теряется в гностических глубинах Чёрного континента. Судебная логика африканских племён предписывает те же наказания для виновных, что и «теневые» законы на Гаити, сходство этих систем подмечено в книге Хёрстон. Стало быть, есть все основания признать, что Ти Фамм и Нарцисс на момент наказания были подонками в глазах своих односельчан. Осуждение Нарцисса напрямую связано с вопросом владения землёй, то есть с темой, за которой, согласно Лягерру, с особым вниманием следит тайное око сообщества. Нарцисс не отрицает, что предстал перед трибуналом, был допрошен и осуждён. Практика в подобных случаях идентичная африканской. Более того, своих обвинителей сам Нарцисс именовал не иначе, как «хозяевами земли», в чьих руках дальнейшая судьба осуждённого. С прямотой, неожиданной для оккультиста, Макс Бовуар направил меня за ответом на загадку зомби не куда-нибудь, а к всё тем же авторитетам гаитянского подполья.

Если состав препарата для зомбификации, расшифрованный мною, подводил материальную базу под этот феномен, то работа Мишеля Лягерра вкупе со сведениями, предоставленными Бовуаром и другими, показывала, какой могла быть его социальная подоплёка. И снова, в который раз, важнейшая деталь была предоставлена неутомимой мисс Хёрстон.

В октябре 1936-го года на обочине дороги ведущей к долине Абонит, была замечена голая женщина. Когда её передали полицейским, она назвала им адрес, по которому те доставили её домой, где её опознал родной брат. Несчастную звали Фелисия Феликс-Ментор. Двадцать девять лет назад она внезапно заболела, умерла и была похоронена. Правдивость её слов подтверждали свидетельство о смерти, показания бывшего мужа и других членов семьи. Состояние её было плачевным настолько, что после установления личности бедняжку поместили в больницу, где с ней и встретилась Зора Нил Хёрстон. Выглядела пациентка, прямо скажем, ужасно – мёртвые глаза на пустом лице, и веки, словно выжженные кислотой.