Змеиный камень - [14]

Ши обиженно помолчал, потом сказал печально и тихо:

– Холодное у тебя сердце, киммериец. Нет для тебя ничего святого. Варвар ты.

– Только сейчас узнал?

– И не чем тут гордиться, – ровно продолжал Ловкач. – Знаешь, что сказал Шейх Чилли? Он сказал: драться умеют и петухи, а попугаи и вороны еще и разговаривают.

Стало тихо, только гудел ветер между столбами, державшими каменную крышу погребального алтаря.

– Что-то я не понял, – недобро произнес наконец Конан, – о петухах…

– Куда тебя, – откликнулся Шелам фальцетом, – сидишь тут, мясо жрешь… Да таких, как ты, мы с Шейхом дюжину набрать могли. Эка невидаль: кулаки здоровые, да меч за плечами!

Здоровые кулаки варвара тут же зачесались, но, памятуя о возможных соглядатаях, могущих подглядывать из-за ворот, он сдержал свое естественное желание пересчитать мнимому покойнику зубы и ответил, не повышая голоса:

– Конечно, вы умники. Один заморыш, ткни – развалится, другой грамотея из себя корчит, а простой тесак в руки взять боится. Нет, вы не петухи. Курицы вы бесхвостые. Плевки сопливые. Дерьмо нергалье. Сейчас брошу тебя одного, так ты со страха обгадишься…

– Ну и вали! – взвизгнул коротышка, приподнимаясь на локте. – Без диких обойдемся!

Медальоны упали с его глаз, и Ши увидел оскаленные зубы варвара возле своего фальшивого носа. Он действительно чуть было не наделал в штаны, решив, что Конан хочет его прикончить, но киммериец лишь зажал ему рот своей крепкой ладонью и пригнул голову обратно к алтарю.

– Тихо, – прошипел он в ухо приятелю, – лежи и не двигайся, несет кого-то…

Со стороны ворот, действительно, слышалась тихая возня. Створки заскрипели, открываясь, и несколько фигур в темных накидках появились внутри ограды. Киммериец ужом скользнул за соседний камень и затаился. Шелам лежал ни жив, ни мертв, мысленно вознося хвалу предусмотрительному Чилли, заставившему его прочистить желудок накануне предприятия.

Фигуры приблизились. Слышно было, как под накидками негромко бряцает сталь.

– Гляньте, братцы, покойник! – раздался гнусавый голос. – Я как сердцем чуял.

– В Северном предместье, слыхать, судья помер, – откликнулся другой с туранским акцентом. – Может, он это?

– Мертвецов на закате сжигают, – удивился третий, тоненький. – С чего бы судью на шамашане на ночь бросили, а, Ахбар?

– Такое бывает, – разъяснил гнусавый Ахбар, – если жрецы решат, что костер надо палить утром. Барану кишки вытащат и смотрят: на закате покойничка сжечь или на восходе. Всему, как говорится, свое время.

– Если это судья, его должны охранять, – сказал туранец, – а у ворот стражи не было.

– Его духи охраняют, – хохотнул Ахбар, – глупцы в то верят, потому и нет сторожей. А если и есть, так мы им покажем кое-что пострашнее видений бесплотных. Так что ли, братцы?

Братцы согласно загудели и помахали для храбрости кинжалами. Потом туранец предложил обшарить покойника.

– У него должны быть драгоценности и золото во рту, – сказал и направился к алтарю. Он уже протянул руку к лицу обмершего со страха Шелама, как вдруг сморщился и помахал перед собой ладонью.

– Фу-у! Воняет… Видать, уже разлагаться начал.

– Не трогай, – сказал Ахбар, – мне пришла мысль получше. Если это судья, в его доме сейчас справляют поминки. Раз его сюда принесли, значить родственники с мертвым простились, а по всем обычаям после этого надо выпить. Ну, сами хозяева, может быть, особо наливаться не станут, все же утром им сюда возвращаться, но слуги и сторожа налакаются точно. Пока наследники будут придаваться горю, заберемся в их закрома и набьем мешки.

Снова в лунном свете блеснули лезвия ножей и раздались возгласы одобрения.

– На обратном пути заглянем сюда опять, тогда и посмотрим, что припас нам судья, – заключил вожак. – А сейчас по древнему обычаю принесем мертвецу свои обеты, чтобы предприятие наше увенчалось успехом.

– Какие еще обеты? – спросил обладатель тонкого голоска.

– Кривой прав, – сказал туранец, – если перед делом пообещать что-нибудь мертвецу, удача, считай, в кармане. Клянусь задницей Бела, если мне повезет, я выбью почтенному судье все зубы и унесу их с собой на память!

– А я заберу все кольца, – подхватил тонкий, – иначе не видеть мне солнца и не ласкать женщины!

Ахбар поклялся единственным глазом, что разденет судью догола и отдаст его платье нищим.

Так как все ценности были уже поделены, остальным разбойникам осталось принести обеты дважды лягнуть покойника в голову, отрезать ему пальцы и пересчитать ребра. С тем они и удалились, гогоча и похлопывая друг дружку по спинам, очень довольные, что Ахбар уговорил их завернуть на шамашан. Умный у них все же вожак, хоть и сволочь.

Когда смех разбойников стих за оградой, киммериец выбрался из своего укрытия и валкой походочкой приблизился к алтарю. Ши лежал безмолвно и недвижно, задрав к звездам синий нос и бороду из конских волос.

– Не помер, крысеныш? – позвал варвар.

Губы Ловкача разлепились, изо рта вырвался едва слышный свист.

– Да ты и вправду воняешь! – Конан зажал одну ноздрю пальцем и скривился.

– Ты… ты… – забормотал Ловкач, – меня… бросил…

– Сам говорил – убирайся. Обгадился, храбрец?