Змеиное золото. Лиходолье - [53]

– Да это… Весий разводил. – Я обернулась на голос, глядя на пузатого торговца, того самого, что согласился взять нас с Искрой в свою телегу. А Весий, получается, тот молодой парень, что сидел на месте возницы и расспрашивал, почему надо поворачивать у тернового куста. – Он сказал, что, видать, набрели на старую дорогу, вот тут плиты и валяются. Ведь каждый знает, что, если на камне развести огонь, а потом сдвинуть угли в сторону, всю ночь можно спать на теплом… Вот он и спал… на тепленьком. А потом пришли будить, чтобы к часовым направить, а его и след простыл, только плащ, которым он укрывался, и остался…

Торговец развел руками, а я глубоко вздохнула и медленно, с присвистом выдохнула сквозь стиснутые зубы.

Лиходолье не любит наглых, глупых и наивных. Впрочем… Нет, таких-то оно как раз любит. В качестве пищи.

Я неторопливо, как во сне, начала рисовать прямо на черном угольном пятне, оставшемся от кострища, знак «проявления», которому меня научила Ровина. Этот символ, если знать, как его применить, покажет скрытое – ловушку, тайные письмена, потайной ход.

Или пленника.

Правой рукой я медленно и тщательно выводила каждую завитушку, а левой методично отстукивала ритм по каменной плите. Мне помогали колокольчики на золотом браслете, вот только звон у них оказался приглушенным, совсем тихим…

Последняя завитушка.

Обе мои ладони легли на растрескавшийся от времени гранит, и его поверхность начала светлеть, становиться полупрозрачной, как кусок серого мутного льда, и из его глубины начало подниматься нечто черное, бесформенное…

Не знаю, что увидели люди, подавшиеся назад. Люди, которые начали то ругаться вполголоса, то шептать молитвы. Люди, которые осознали, что опасность таилась у них под боком и была незрима и неслышима. Мертва, как придорожный камень, пока не пришел ее час.

Я видела человечий силуэт в глубине каменной плиты, видела изломанную, изуродованную тень, туго оплетенную красной сетью. Видела распахнутый в отчаянном беззвучном вопле рот, видела руки с укороченными, будто бы обрубленными пальцами, которые легли изнутри камня на те же места, где мои ладони прикасались к шершавому граниту.

Вспышка осознания – живой! – и сразу же меня кто-то бесцеремонно оттолкнул от плиты. Дрожащие блики пламени осветили угрюмое, кажущееся усталым лицо Фира, когда он наклонился, чтобы стереть символ и накрыть плиту приросшим к ней плащом.

– Что-нибудь можно для него сделать?

Я покачала головой. Перед глазами все еще стоял образ поломанного, сдавленного алой паутиной человека, оказавшегося в каменной ловушке.

– Только похоронить… плиту, – негромко пробормотала я, кое-как поднимаясь на ноги и брезгливо обтирая руки о степняцкие штаны. – Это теперь гроб. Если не похоронить по всем правилам, рано или поздно вылезет нежить… А этому… уже ничем не поможем.

– Значит, похороним, – кивнул Фир. Поднял факел повыше, осматривая людей. – Эй, кто покрепче, как солнце встанет, отнесем плиту подальше от дороги и похороним, как полагается. Помянем Весия – пускай его дорога к предкам будет легкой, и в путь. Нечего здесь задерживаться.

Факел опустился ниже, освещая мое лицо и обдавая его жаром. Старший караванщик несколько мгновений присматривался ко мне, потом качнул головой.

– Отдыхай, «зрячая». Похоже, ты нам в пути еще пригодишься.

Я передернула плечами и сразу же ощутила, как меня накрыл тяжелый плащ, согретый чьим-то теплом. Искра осторожно обнял меня со спины, крепко прижал и сразу выпустил, шутливо огладив по затылку.

– Ну вот, теперь покоя ни днем ни ночью не сыщешь. – Харлекин улыбался, но лисьи глаза остались настороженными, встревоженными.

Неудивительно.

Ведь если даже шассьи глаза не смогли распознать опасность, затаившуюся в обычной с виду каменной плите, что еще я могу пропустить по незнанию или невнимательности? А Искра, направляясь в дозор? Харлекины крепче людей, сильнее и быстрее – но и они далеко не неуязвимы.

Я попятилась от гранитной плиты, с виду мертвой и холодной, но каким-то образом поглотившей живого человека, и потянула Искру за собой, к ближайшему костру, оставаясь рядом с ним и вслушиваясь в тишину окружающей нас степи.

Тревога немного улеглась лишь с первым лучом солнца, вызолотившим степь. Кажется, что пока мы не окажемся в Огнеце, я буду очень плохо спать по ночам…

Глава 8

Утром в караване только и было разговоров, что о невидимом жнеце да о гранитной плите, ставшей гробом для веселого молодого возницы, на чье место пришлось усесться нанявшему парня торговцу. Правил лошадьми он из рук вон плохо, сразу видно, что дело это для немолодого, раздобревшего на сытой жизни мужика нелегкое и непривычное, но что поделать. Нанять с собой второго помощника, помимо Весия, торговец поскупился, понадеявшись на великий славенский «авось» и на то, что молодого парня лихая беда обойдет стороной. В итоге пришлось, тихо ругаясь под нос, садиться на возничью лавку самому. Впрочем, торговец надеялся нанять кого-нибудь в ближайшей деревне, до которой оставалось каких-то несколько верст. Позади – заросшие травой две версты «проклятой» дороги с разбросанными по обочине осколками гранитных плит и выглаженными временем булыжниками, и люди, выехавшие на укатанный десятками телег и подвод торговый путь, наконец-то повеселели.