Злые сумерки невозможного мира - [27]

— Ох, не к добру веселимся, — сказал Большой, утирая слезы и остаточно порыкивая. — Не к добру. Давайте выпьем за успешный исход.

Артём с удовольствием лопал пельмени, поражаясь их необычному вкусу, подливая вина себе и соседке. Слабый аромат роз пленительно мешался с букетом ее духов, и от этого запаха бывалый сыщик хмелел сильней, чем Тигр от водки. Сам кореец, к слову сказать, нажимал на пирог с картошкой, да так крепко, что просто удивительно было — куда все это влезает?!

Большой просто закусывал.

— Работаете? Учитесь? — спросил Артём, когда шум за столом приобрел децибелы, необходимые для доверительного разговора.

— Ни то, ни другое. — Длинные пальцы Ляльки машинально поглаживали умильную, плутовскую собачью морду. — Алик запрещает. Рисую немножко, только выставляться боюсь — специалисты ругают.

— Почему?

— Бред, говорят, мрачно чересчур. Правда. Я сама на свои картины смотреть боюсь. Напишу и побыстрей фэйсом к стене. Вся мастерская заставлена.

— Если страшно, зачем писать?

— Хоть какой-то выход, — ответила Лялька. — Не писать еще страшнее.

— Мудрая природа все воображение, положенное нашей семье, выдала на Лялькину долю, — сказал Большой, который, как оказалось, все слышал. — А я просто — кабан, прущий по лесу напролом. Хочешь на ее картину взглянуть?

Артём кивнул. Андрей тоже выразил желание приобщиться к культурному досугу. Тигр уплетал пятый кусок пирога, только уши по сторонам торчали, как два желтых наутилуса.

Картина висела над трехспальной кроватью Большого, сбоку виднелся передвижной бар с пепельницей, полной окурков. Стена напротив была украшена огромным, вытянутым по вертикали портретом, изображавшим высокого тощего бородача в длиннополой белой рубахе. Человек сидел на трухлявом, зеленом от лишайника пне и смотрел вперед. В его неправдоподобно синих глазах застыли тоска и вековая усталость; сухие, бескровные губы, напротив, были сложены упрямо и жестко, если не жестоко. По обе стороны от сидящей фигуры густели пепельные щупальца наползающего тумана. Артём не знал, почему, но было ясно видно, что туман именно наползал. А где-то позади, за спиной старика, царил яркий солнечный день, столбом выраставший до самого верха картины. И были там каменный город, белевший с холма, и ласковая река с поросшими камышом берегами, и золотые поля тяжкоглавой пшеницы…

Артём перевел взгляд на другую картину и понял, почему так взгрустнулось одинокому стражу границы, понял, на каком пути занял он свой безнадежный пост. На полотне во внешнем беспорядке были намалеваны разноцветные полосы: багровые, огненно-черные, ядовито-зеленые и чернильно-лиловые, фрагментарно присутствовали также бурый и дымчатый. И такая беспощадная угроза смотрела из рамы в веселящий мир, что Артём вынужден был призвать на помощь всю свою железную волю, чтобы не отшатнуться прочь.

— Ой, мама! — прошептал за спиной Евдокимов. — Но такого ведь быть не может!

— И как ты ее назвала? — спросил растерявшийся сыщик, невольно переходя на «ты».

— «Не ходи!» — ответила Лялька.

«М-да… — подумал Артём, поеживаясь. — Что называется — в точку! А Большой ее в спальне держит… Интересно, он что, действительно бесчувственней пня?»

Андрей и Лялька потихонечку смылись от греха подальше. Артём, выдержав форс, еще несколько минут молча взирал на вопиющую жуть.

— Впечатляет, — сказал он наконец Большому, безучастно курившему, сидя на подоконнике. — Класс!

— Могу подарить, — поросячьи глазки владельца поместья сузились до размеров щелочек таксофона, из которых хитро и прицельно поблескивали зрачки.

— Дареное не дарят, — нашелся Артём.

— Она не дареная, — прозвучал неожиданно резкий ответ. — Я ее сам выбирал.

— Зачем?

— Знаешь, как ее называю я? — Большой выпустил струйки дымков из ноздрей, сделавшись удивительно похожим на маломерка-дракона. — «Надо идти».

— Куда? — опешил Артём.

Большой кивнул в сторону рамы, из которой смотрела угроза.

— Туда, куда ходить бы не надо.

«Ого! — подумал „гений частного сыска“. — Это многое объясняет!»

— А это что у тебя — портрет Гэндальфа? — спросил небрежно, подходя к противоположной картине.

— Гэндальфа? — ухмыльнулся Большой. — Да нет, браточек! Бери выше — это сам Венояр.

— Кто?

— Тот, кто запер в Аду автономные сущности, — пояснил Большой. — Можно сказать, отец современного мира. До его появления, браток, наш мир был совсем иным.

— Хочешь сказать, что все эти байки о колдунах и ведьмах… правда?

— Была правда, — уточнил Большой. — Была, пока не пришел Венояр. Все это не очень-то сложные вещи, Тёма. Все это довольно просто, необходимы лишь навык в действиях и особый психологический настрой. Ты бы сильно удивился, окажись в тех временах. Тогда все было по-другому: другая история, другие методы и принципы развития… Не суди о прошлом по учебникам для преподавания в нынешних вузах. Современная история по-настоящему началась только в третьем веке. И похоже, что скоро закончится.

— О конце истории я уже слышал, и не раз, — подал голос Артём.

Большой посмотрел на него с откровенной жалостью.

— Болтают об этом все, кому не лень, — проговорил он уклончиво. — Идея носится в воздухе, как говорится… только интерпретация не совсем та, каковым на самом деле является реальное положение вещей. Впрочем, чего зря турусы разводить! Все одно не поймешь, а поймешь — не поверишь.