Злой пес - [33]

– Там есть кофе, растворимый. Возьми и не надувай губы, не мальчик маленький, смотрится идиотски.

– А сахар?

– Может, тебе еще на грудь нассать, чтобы морем пахло? – каркнул Кулибин, добравшийся до поршневой группы «Урагана». – Это, так-то, мой кофеек.

– Жадина ты, Кулибин.

– Сахар возьми там же и ври дальше. – Хаунд, пошарив во внутренностях кресла, где сам сделал специальный тайник, достал пузатую бутыль, отгрыз запаянный пластик горлышка и хлебнул. – Кулибин, а бурбон-то твой выдержанный… а-р-р-р… хорошо, до самой простаты пробирает. Так и тянет, чую, на приключения.

– Бурбон? – Эдди покосился на бутылку.

– Если гнали с кукурузы, так бурбон, йа… – Хаунд, хлебнув еще, закупорил и убрал назад. – На дубовых щепках настаивали.

– Красиво жить не запретишь. – Эдди, мешая кофе, облизнулся.

– Бурбон еще заработать надо, – прокомментировал Кулибин, – а пока одни байки и нагнетание жути. Ну, пропали те инженеры, и чего?..

– Вот черствый ты человек, Кулибин, – посетовал Эдди, – коллеги же твои, да еще и детишки там были.

– Детишек определенно жаль, – согласился калека, – а коллеги, чего уж, такое случается. Вокруг, если ты по своей идиотской привычке, замечать, думать и говорить только о лярвах, раньше не заметил, просто адов пиздец и самая настоящая разруха с элементами фильмов ужасов. Тут люди постоянно пропадают и мрут, сука, так же последовательно, как полярники с «Террора» от дерьмовых консервов.

– Раз ты говоришь о пропаже, то, надо полагать, – Хаунд окутался дымом, – их искали-искали и, вот ведь, нашли?

Эдди кивнул, развалившись на продавленном диване.

– Типа того…

– Я тебе сейчас вот этим, сука, разводным в башку засвечу, – серьезно пообещал Кулибин, заинтересовавшийся и переставший звенеть, стучать да хрустеть металлом. – И, оцени мою доброту, именно разводным, потому как профилактика. Походишь недельку с окровавленной замотанной башкой, так тебя твои курвы да шалавы с прошмандовками еще больше любить станут. И жалеть.

– Хера себе доброта… – Эдди на всякий случай отодвинулся дальше. – Чего сразу шалавы-то?

– Доброта, майн фрёйнд, именно так, йа. – Хаунд блеснул клыками в усмешке. – Если бы со зла, то у него там есть молоток. А кидается он – залюбуешься, как точно. Тюк, в лобец, и поминай как звали, был Эдди и сплыл. Знаешь, почему шалавы?

– Варум?

– Это его фишка, хренов ты балалаечник, – фыркнул Кулибин, – смотри, нах, обидится.

– Потому что, камрад… – Хаунд, с удовольствием затянувшись, откинулся на спинку, – они все у тебя как одна, замужние. Значит, прав Кулибин, настоящие шалашовки. Слушай, Эдди, а чего ты всегда мутишь только с теми, у кого мужики дома не сидят… Адреналина не хватает, что ли?

– Ну…

– Гну! – Хаунд махнул на него. – Хрен с ними, с твоими фемм-фаталями. Чего дальше-то случилось?

– С кем?

– Бля… – Кулибин потянулся к чему-то из инструментов. – Он даже мне зубы заговорил, я и забыл, о чем раньше говорил. С инженерами и их детишками, херов ты акын.

– А… Да, нашли. У Самолета, икебану, сделанную из того, что осталось. Детей и молодых баб увели, а этих… в общем, оставили как предупреждение. Разобранных… на запчасти.

– И почему сразу предупреждение? – Кулибин, вздохнув, снова загрохотал инструментами. – А не просто их подрали звери, а оставшиеся убежали, ведь баб с дитенками точно мужики решили прикрыть, нах.

– Во рту у одного записка была. – Эдди кашлянул. – Типа… Не суйтесь сюда. Это наша земля.

– Все инженеры погибли? – Хаунд заинтересовался еще больше.

– Не знаю, говорят, не нашли только молодых и…

– Гут. – Хаунд кивнул. – Чем тебе снова надо помочь?

– Ну, в общем…

– Обломишься… – проворчал Кулибин, звеневший цепями своего «скакуна» уже в углу. Рядом с выходившими туда окулярами хитрой оптической системы зеркал, просматривающей рухнувший ангар изнутри. – Сегодня прям в гости к нам так, сука, и рвутся.

– Я ж вчера пришел… – протянул Эдди.

– Да какая, на хер, разница!

Хаунд, нехорошо оскалившись, мягко встал. Достал «рихтера», готовясь выйти наружу.

– Пацаненок… – сообщил Кулибин. – Стоит, прямо как ждет кого-то.

– Мальчик? – переспросил Хаунд, почему-то насторожившись. Что-то… что-то вдруг затанцевало в воздухе, чуть больно покусываясь.

– Пацаненок же, сказал.

– Велика разница… – Эдди, не заинтересовавшись, вернулся к кофе.

– Вот потому ты балбес, – прокомментировал калека, – что не видишь разницу в мелочах. Мальчик, сука, это когда сиську сосет или вот только бросил сосать. И то, блядь, потом мальчуганом становится, этим, как его нахуй… подростком. А пацаненок – это…

– Ага, – Эдди кивнул, – пацаненок-то круче. Типа самостоятельная единица, есть за что уважать.

– Вот вроде не дурак… – Кулибин хмыкнул, не отрываясь от слежения. – Чего не всегда такой?

– Пацан из рейдеров, йа? – Хаунд втягивал воздух, вдруг запахший настоящей бедой.

– Откуда знаешь?

Хаунд оскалился, понимая, какой ответ получит на следующий вопрос. И задавать его не хотелось, а внутри, разгораясь все сильнее, плавился настоящий гнев, тот, что приходит не часто.

– Есть щиток на плече?

Щитки на плечах рейдеры носили свято, возведя в культ собственную религию, преклоняясь перед великими призраками не случившегося апокалипсиса. Перед актерами и персонажами когда-то и кем-то из старых рейдеров виденных фильмов.