Злой пес - [31]

Гостем пахло с самого порога, нос не обманывал.

– Твой чертов дружок-балалаечник изволил пожаловать. Сейчас дрыхнет, сука, как садовая медовая соня. Чуешь, как воняет онучами и его драными казаками?

Хаунд кивнул, дух шел знатный. Ладно… Если Эдди решил поспать, пусть дрыхнет. Его появления он ждал давно.

– А чего ты недовольный, майн фрёйнд?

– Он, сука, опять стырил скотч и замотал свои сраные сапоги. Они у него скоро на молекулы распадутся, а этот гребаный менестрель никак новые не закажет. Отец, мол, подарил еще тогда-тогда…

– Не любишь ты людей, Кулибин. Тяжело так жить, особенно калеке. Как ты со мной уживаешься, йа?

– Ты и ни хрена не человек.

– Рихтиг. Есть хочу.

– Жратва в сковородке, не маленький, разогреешь.

– Что там?

– Жабья икра с подкопченой половинкой некрещенного младенца, что дружок твой принес… Мясо, Хаунд, чего еще там может быть?

Хаунд пожал плечами, вытягивая ноги к небольшой печке, малиновой от жара. В бункере было холодно, несмотря на май. Метров шесть под землей, чему удивляться?

– Мало ли… йа. Вдруг ты решил испечь эту… как ее… кулебяку?

Кулибин, крякнув, не сразу нашелся, что ответить. Но все равно сказал все, что думает, пусть и позже. Хаунд, оскалившись, довольно кивнул. Домашний уют и тепло, что может быть лучше?

Глава восьмая. Это моя собственность

Его разбудило звяканье… ложки по кружке. И запах сушеных ягод и листьев, запаренных в кипятке, кому-то явно желалось завтракать прямо под носом Хаунда. Хотя почему кому-то? Очень даже Эдди, вчера завалившемуся под вечер, Эдди, никогда не церемонящемуся и, пробудившись, явно заскучавшему.

– Тебе неймется, йа? – Хаунд просыпаться не хотел. Тепло и удобно в огромном офисном кресле, заново обшитом кожей.

– Время – деньги, дружище, ты же знаешь.

– Деньги? Давно они тебя волнуют?

Эдди, по простоте душевной и легкому отношению к чужой собственности, чаще всего забирал понравившееся, предпочитая решать вопросы бывших владельцев по мере поступления.

– Деньги не могут волновать, дружище, без них скучно, грустно и неуютно. Тем более, без них в последнее время не часто можно порадовать красоток чем-то эдаким.

– Йа… ты, думкопф, опять нашел себе новую мотрю и теперь тебе надо станцевать перед ней брачный танец по всем правилам?

– Чего сразу мотрю?

– А не так? – Хаунд, пошарив слева, нащупал небольшой столик. Только не нашел необходимое.

– Ты знаешь… – Голос Эдди приблизился, а ноздри Хаунда дрогнули, улавливая странно прекрасный запах. – Я тут случайно отыскал интересную заначку. Решил вот тебя порадовать.

Хаунд безошибочно вытянул руку, нежно и бережно ухватив приношение. Поднес к носу, чуть помяв и втягивая совершенно сумасшедше-сладкий запах настоящей сигары, только что освобожденной из цилиндра Эдди.

Сигару положено резать гильотинкой, но Хаунд предпочитал в крайних случаях просто откусывать кончик зубами. Позволяли, чего уж. Вот прямо как сейчас. Спичка из плотного металлического коробка, оклеенного непромокаемой плащовкой, фосфорные, идущие в город от щедрот хозяев пороха. Чирк по собственному ногтю, не открывая глаз, огонек к сигаре…

Хаунд, выпустив дым через нос, приоткрыл глаза, уставившись на Эдди.

– Рассказывай, чего хочешь.

– То есть в мою душевность и желание просто дать другу немного счастья ты не веришь?

Кулибин, уже ковырявшийся в движке, хохотнул. Хаунд, покосившись на него, вернулся к Эдди:

– Душевности твоей хватает на неделю развода очередной барышни, получающей на прощанье поцелуй в лоб и пожелания счастливой жизни в довесок к беременности твоим очередным ублюдком. А просто так ты ни хрена не делаешь, йа.

– Грустно слышать такое про себя.

Хаунд пожал плечами, затягиваясь и гоняя по рту дым.

– Рассказывай, чего приперся и какая афера созрела в твоей патлатой голове.

Эдди относился к редким экземплярам горожан, любивших отпустить волосы. Утверждал, мол, это полностью соответствует его внутренней гармонии и желанию соблюдать определенный стиль. Хаунд, собственную гриву заплетающий в мелкие тугие косички и убирающий их за спину, перетягивая плотной кожаной оплеткой, не спорил. Его прическа не раз спасала шею от удара по ней тяжелыми или острыми предметами, заставляя те подпрыгивать, отлетая в сторону. Так что… так что его внутренний настрой полностью соответствовал виду, и спорить с Эдди по вопросам санитарной гигиены и вшей не хотелось. Самого Хаунда всякие ползучие твари избегали. Подарок от мамы с папой, не иначе, йа.

– В городе что-то назревает.

– Удивил… в нем постоянно что-то назревает, прямо как чирей на жопе. Главное, не попасть под нарыв, когда тот прорвет.

Эдди, пьющий свой травник, хмыкнул, дернув курносой головой. Его тезка, в честь которого самый обычный Пашка решил взять такое имя, кивнул с заношенной футболки.

Лохматый ворюга, прохвост, шельма и бард, сидящий в гостях у Хаунда, был своеобразной личностью. Непонятного, от тридцати пяти до сорока с небольшим лет возраста, застрявший в одной поре что по образу мыслей, что по внешности. Порой Хаунду казалось, что Эдди вечно восемнадцать. Ничем другим объяснить дурости и совершенно дикие поступки этого нахала не получалось.