Злой гений Нью-Йорка - [29]

не из тех, которые говорят. Вам самим потом будет неприятно.

— Мы должны сделать все, что только можем, — решительно сказал Маркхэм. — Какой-то злой дух скрывается в этом городе, и я не могу никого защитить от страданий. Но, уверяю, вас, что без нужды я никого не буду мучить.

— А вы не подумали, — спросил профессор, — что истина, которой вы добиваетесь, может быть ещё ужаснее, чем само преступление?

— Я должен идти на риск. Но если бы даже знал, что это так, я ни в коем случае не остановился бы.

— Конечно, конечно. Я гораздо старше вас, Маркхэм, я вас помню ещё мальчиком, а жизнь клонится к закату, начинаешь находить истинные пропорции в мире. Все отношения меняются. Вещи теряют своё значение. Вот потому-то старики становятся снисходительнее, что они знают: все созданные человеком ценности не важны.

— Но мы пока живём человеческими ценностями, и я обязан поддерживать их, — возразил Маркхэм. — Никогда чувство личной симпатии не заставит меня свернуть с истинного пути.

— Может быть, вы и правы, — вздохнул профессор. — Но не просите меня о такой помощи. Если вы откроете истину, будьте милосердны: убедитесь, можно ли считать преступника ответственным, прежде чем посылать его на электрический стул. Бывают больные умы, как больные тела, и часто они существуют одновременно в одном и том же человеке.

Когда Ванс вернулся в гостиную, он тщательнее обычного закурил папиросу.

— Профессора, — сказал он, — огорчила смерть Спригга, и хотя он протестует, но все-таки формула убедила его, что Робин и Спригг относятся к одному и тому же уравнению.

Только он уж очень легко дал себя убедить. Почему? Более того, он тотчас же сознался, что Спригг был здесь хорошо известен. Не могу сказать, что он что-то подозревает, но несомненно боится кого-то… Он, по-видимому, не желает мешать правосудию, хотя решительно отказывает принять участие в крестовом походе против Друккеров. Не знаю, какая подкладка под его почтительностью к миссис Друккер, профессор не сентиментален. А эта пошлость о больном уме и больном теле? Точно на лекции по физической культуре. Ну, предложим несколько вопросов Пайну.

— Не думаю, чтобы можно было бы от него чего-нибудь добиться, — сказал Маркхэм. — А все-таки, сержант, приведите сюда Пайна.

Когда Хэс вышел, Ванс бросил на Маркхэма шутливый взгляд.

— Уверяю тебя, ты не будешь раскаиваться. Честное слово, трудная это проблема… — Он снова сделался серьёзен. — Нам тут приходится иметь дело с неизвестными величинами. Мы столкнулись с какой-то странной, ненормальной силой, которая не действует согласно принятым законам. Она чрезвычайно утончённа и неизвестна нам. Но мы знаем, по крайней мере, что источник её где-то вблизи этого дома; мы должны обыскать каждый психологический уголок, каждую щель. Пожалуйста, не раздражайся вопросами, которые я буду предлагать Пайну. Придётся заглядывать в самые невероятные места…

Послышались приближающиеся шаги, и через мгновение вошёл Хэс, ведя на, буксире старого лакея.

Глава XI УКРАДЕННЫЙ РЕВОЛЬВЕР

Понедельник, 11 апреля, 3 часа дня

— Садитесь, Пайн, — ласково, но строго сказал Ванс. — Профессор разрешил нам допросить вас, и мы уверены, что вы ответите на все вопросы.

— Конечно, сэр, — отвечал слуга. — Я уверен, что у профессора нет причины что-нибудь скрывать.

— Отлично. — Ванс откинулся на спинку кресла. — Ну, для начала, скажите мне, в котором часу был сегодня подан завтрак?

— В половине десятого, сэр, как всегда.

— Все члены семейства присутствовали на нем?

— О да, сэр.

— Кто их будит по утрам и в котором часу?

— Я бужу, в половине восьмого я стучу в дверь.

— И ожидаете ответа?

— Да, всегда, сэр.

— И никто не опоздал к завтраку?

— Все были вовремя, как всегда, сэр.

— Не случилось ли вам видеть, чтобы кто-нибудь выходил сегодня из дому или возвращался домой до завтрака?

Вопрос был предложен очень небрежно, но я заметил, что тонкие веки Пайна дрогнули.

— Нет, сэр.

— А не мог ли кто-нибудь из членов семейства выйти из дому и вернуться без вашего ведома?

Первый раз за время допроса Пайн ответил неохотно.

— Конечно, сэр, можно было пройти через парадную дверь без моего ведома, пока я накрывал стол в столовой. А кроме того, можно было пройти и в дверь стрелковой комнаты, потому что моя дочь всегда запирает дверь в кухню, когда готовит завтрак.

Ванс помолчал, а потом спокойно спросил:

— У кого-нибудь в доме есть револьвер?

Глаза Пайна широко раскрылись.

— Нет… насколько я знаю.

— Слышали ли вы когда-нибудь о Епископе, Пайн?

— О, никогда, сэр! — Лицо его побелело. — Вы говорите о человеке, который посылал эти записки в газеты?

— Я говорил просто о епископе, — небрежно сказал Ванс. — Но скажите-ка мне, слышали ли вы что-нибудь о сегодняшнем убийстве в Риверсайдском парке?

— Да, сэр. Дворник из соседнего дома рассказал мне о нем.

— Вы знали молодого м-ра Спригга?

— Я видел его здесь раз или два, сэр.

— Он был здесь недавно?

— На прошлой неделе, сэр, кажется, в четверг.

— Кто ещё был здесь в это время?

Пайн сморщился, как будто стараясь припомнить.

— М-р Друккер, сэр. И, как я припоминаю, м-р Парди тоже приходил. Они все до поздней ночи разговаривали в комнате м-ра Арнессона.