Злая игрушка. Колдовская любовь. Рассказы - [86]

— …должен признать, что вы поступили как порядочный человек…

Бальдер спрашивает себя: «Неужели этот человек так груб как его расписывала Зулема?»

— …но этого не достаточно. Я друг семейства Лоайса…

— Как вы себя чувствуете? — спрашивает Бальдер Ирене не решаясь при посторонних говорить ей «ты». Потом поворачивается к Альберто и решительным тоном спрашивает: — Что вы обо всем этом думаете?

Медоточивый человечек задумывается, словно над ходом при игре в шахматы. Делает рокировку.

— Препятствовать этому не имеет смысла. Не правда ли?

— Да-да… конечно…

— О, Альберто! — вмешивается Ирене.

— Ведь вы наш друг, как я понимаю? — спрашивает Бальдер.

— Да, но я также друг семьи Лоайса. Ирене наивная девочка…

Бальдер и Ирене обмениваются лукавым взглядом. Он лихорадочно думает: «Не стоит просить этого механика, чтобы он пояснил мне, как он понимает наивность. Если придираться к словам в нашей интеллектуальной беседе мы никогда не кончим».

— О да! Совершенно с вами согласен, что Ирене — наивная девочка, как раз поэтому я и проявил в отношениях с ней благородство, которого никто от меня не требовал. Может быть, слова теряют свое значение, как только их произносят, вы не находите?

Хитроумный человек откидывает голову. Сквозь стекла очков ищет на лице Бальдера иронию. Но Бальдер глядит серьезно. Он серьезен внутренне и внешне. Медоточивый человечек прерывает его свистящим шепотом:

— Как же мне не заботиться об Ирене, если я заменяю ей отца?

Рыжий петух остановился на мраморной лестнице, ведущей на галерею из патио, и рассматривает сидящих за столиком. Стоит, насторожив сморщенный гребень потом что-то кокочет, проходит за стулом Ирене и принимается безуспешно клевать мозаику.

Бальдера подмывает спросить у человечка, почему он говорит таким медоточивым голосом. Словно гадюка высвистывает ему в ухо свой ядовитый секрет.

— Сознавая это, я и согласился на ваше посредничество в этом деле.

Щуплый человечек мнет пальцами свои щеки и челюсти. И тем временем изучает лицо Эстанислао. Ситуация невыносима. Бальдеру хочется удрать. Холодный человечек неумолимо продолжает:

— Добрых намерений недостаточно. Мы можем согласиться на продолжение ваших встреч с Ирене только при условии, что вы разведетесь с женой. Ирене — девушка из общества…

Бальдер быстро спрашивает про себя: «Из какого общества?..»

Альберто продолжает:

— Ее отец был подполковником нашей армии. Как и вы, я не отрицаю, что некоторые общественные условности утратили всякий смысл, но мы живем в обществе и обязаны эти условности соблюдать.

Бальдер пытается скрыть свое изумление. Он думает: «В какой стране мы живем? Этот рабочий, моральный долг которого быть революционером, говорит мне, инженеру, о необходимости соблюдать светские условности. Жаль, что он не в России. Там бы ему показали!»

Оскорбления Бальдер оставляет при себе. Отвечает мягко:

— Я понимаю, что Ирене — девушка из общества и, стало быть, вы вправе требовать от меня, чтобы я сделал ее счастливой, разведясь с женой и женившись на ней.

Медоточивый человечек вкрадчиво спрашивает:

— И вы женитесь на Ирене?..

— Да… я женюсь. У меня предчувствие, что с ней я буду счастлив.

Ирене вонзает в Бальдера рыжеватые лучи своих глаз. Инженер взволнованно смотрит на ее нежное бледное лицо, обрамленное черными локонами. На глазах у Зулемы и Альберто они могут лишь пожать друг другу руки, и в сознании Эстанислао вихрем проносятся горы, снежные поля, дома с крутой крышей; он подходит к дубовым решетчатым воротам, Ирене выходит ему навстречу, чтобы поцеловать его. Почему бы нет? В конце концов, разве такое уж большое преступление оставить жену и сына?

Горячо вступается Зулема:

— Не сомневайтесь, Бальдер, не сомневайтесь! Кто, если не Ирене, может сделать вас счастливым? Сиди спокойно, девочка. Вы не знаете, как она добра…

Бальдер смотрит на широкое лицо Ирене, на ее глаза, непрерывно пожирающие его, и спрашивает:

— Ты думаешь, что поладим?..

Ирене медленно краснеет.

— Да, Бальдер, мы будем счастливы.

Эстанислао согласно кивает, и при этом вздрагивает от грустного предчувствия. Оранжевый тент залит солнцем, хрустально щебечут птицы в зеленой листве. Но у него на сердце печаль.

Альберто, скрестив на груди руки, созерцает скатерть, затем поднимает голову и спрашивает:

— Разве могли мы поступить иначе, Бальдер?..

— Почему вы меня об этом спрашиваете?..

— Поймите, Ирене вас любит. Нам это известно. И единственное, что мы смогли сделать, — это помочь ей стать счастливой.

Эстанислао готов быть снисходительным к этому медоточивому человечку, который его одновременно изумляет и завораживает, и он делает широкое движение рукой, но рука повисает в воздухе, потому что Зулема восклицает:

— Как удивительно! Вы, Бальдер, делаете такой же жест, как Родольфо.

Альберто не обращает внимания на эту реплику и продолжает:

— Допустим, мы воспротивились бы продолжению ваших встреч с Ирене. Вы все равно нашли бы способ видеться, разве не так? Чему суждено, того не миновать.

— Да, это верно, — бесстрастно откликается Бальдер. Думает он совсем о другом: «Подозревает этот человек, что жена его обманывает или нет? Как странно он спокоен. А я готов дать голову на отсечение, что она его обманывает. И не с одним…»