Злая игрушка. Колдовская любовь. Рассказы - [116]

— О чем вы думаете, Бальдер?

— У меня в голове кавардак, Альберто. Жизнь — это ужасно сложная машина. Она задает задачи потрудней математических. Что вы собираетесь делать?

— Не знаю, Бальдер… Не знаю…

— Так вот, послушайте меня… Тут бесполезно кого-то убивать… Что толку?..

— Да, это верно, верно…

Альберто встает. Говорить им больше не о чем. Они пожимают друг другу руки, и лицо механика в эту минуту — как у голодного пса. Эстанислао открывает перед гостем застекленную дверь, но, будучи не в силах хранить долее свой секрет, восклицает:

— Подождите, Альберто! Мне надо кое-что вам сказать. Это страшная новость…

Механик останавливается в дверях, держа в руке свою мягкую шляпу, и в изумлении открывает рот. Потом медленно идет обратно. Бормочет:

— Умерла ваша жена?

— Нет… Я порвал с Ирене.

Альберто еще шире открывает красную дыру рта, вытаращивает глаза и падает на стул, потом поднимает голову:

— А что произошло?

Бальдер продолжает стоять у рабочего стола. Старается говорить медленно, словно перед ним группа учеников, которые поймут его лишь в том случае, если он будет раздельно произносить каждое слово:

— Вчера вечером я послал заказное письмо, в котором сообщил, что порываю с ней. Я думал, вас ко мне послала сеньора Лоайса.

— Да не может быть! Что произошло, Бальдер?

— Ирене — не девушка.

— Что вы говорите! Вы с ума сошли! Как это она не девушка?

— Она не девушка, Альберто.

— Но это… это невозможно. Как вы это докажете?

— Вчера утром она мне отдалась.

— Вот тебе на! А разве этого до сих пор не произошло?

— Нет… Она, на беду мою, отдалась мне только вчера.

— И оказалась не девушкой?

— Она ломала комедию… комедию, и ничего больше.

— Не могу поверить…

— Это было ужасно. Не сердитесь и выслушайте меня. Это была самая тягостная сцена в моей жизни. Она — рядом со мною, нагая, а я фальшиво улыбаюсь, потому что внутри у меня — леденящий холод. Во мне тут же все оборвалось. Девушка, воспитанная в строгих правилах, как вы говорите, оказалась женщиной, весьма искушенной в искусстве дарить и получать наслаждение.

— Так вот почему вы задавали мне такие вопросы! Но нет, этого не может быть!

— Почему не может быть? Потому что вы с ней друзья?

— Бальдер, да в каком мире вы живете? Но нет, нет. Вы ошиблись. Расскажите все. Не стыдитесь. Нельзя предъявлять девушке такие серьезные обвинения.

Бальдер размышляет: «Опять этот человек сам себе противоречит. Только что утверждал, что сексуальные потребности у женщины так же естественны, как у мужчины, а теперь оказывается, что это не так. Я зря трачу время».

— Видите ли, Альберто… я не хотел говорить. Но ведь и вы во всем этом виноваты. Ладно, слушайте.

И, словно кто-то может подслушать его секрет, Эстанислао наклоняется и шепчет что-то механику на ухо.

Тот слушает, задумчиво качая головой. Потом сникает. Снова поднимает голову и без особой убежденности грустно замечает:

— Но, вы знаете, бывают случаи…

— Как бы там ни было, Альберто, но Ирене — не девушка. Мы с вами не врачи, чтобы судить о разных тонкостях. Я знаю только, что Ирене разыгрывала невинность. Она меня подло обманула. Как я ее любил! Зачем она солгала? С какой целью? Разве не глупо, разве не верх глупости то, что она сделала? Ведь я был искренним с нею с самой первой нашей встречи. В мелочах я, может быть, и кривил душой. Но в главном я был правдив, хотя больше выиграл бы, не будучи таковым. А она при поддержке этой циничной женщины, ее матери, в обмен на свою сомнительную невинность требовала от меня развода! И не случись с вами этого несчастья, не узнай я об этом, я и вас считал бы сообщником этой женщины.

— Не надо, Бальдер, не говорите так.

— Надо, Альберто. Мать этой девицы — всего лишь бессовестная комедиантка, разыгрывающая женщину строгих правил. А мы с вами — два круглых дурака. Каких поискать! И вы еще захлебываетесь от восторга, говоря о доме сеньоры Лоайсы! Ваша Зулема — в сто раз порядочнее, именно так.

— Бальдер, вы сейчас возбуждены и сами не знаете, что говорите. Ирене — очень хорошая девушка. А ее мать — порядочная женщина. Она впустила вас в дом только потому, что вы обещали развестись с женой.

— Забавно получается. Не хватало еще, чтобы эта сеньора приняла меня в дом за красивые глаза. А я вам скажу, что это, пожалуй, было бы честнее. А так — сеньора Лоайса впустила меня в дом только потому, что я обещал развестись с женой. Значит, мой развод был ценой, которую она требовала за свою дочь? Иначе за каким дьяволом ей надо было меня принимать? Я для нее был находкой. Полный идиот, которым можно вертеть как угодно, вполне оправдывает звание мужа, каков бы он ни был. Испорченную девицу только идиот и возьмет в жены. Своим флагом он, так сказать, прикроет подпорченный товар. У этих женщин не только ни стыда, ни совести, но они еще и опытные притворщицы. Теперь мне понятно, почему как-то раз эта почтенная вдова в разговоре с Зулемой заявила: «Бальдер — простая душа». Что вы на это скажете? Я умолчал обо всем, что заметил, потому что иначе мне правды было не открыть. Но от меня ничто не ускользнуло. Я входил в их дом, как в логово разбойников. Не зная, с какой стороны ожидать предательского удара.