«Златник» князя Владимира - [23]

– И никак их нельзя… – Данила непроизвольно сглотнул слюну. И так было понятно, то он хотел спросить, нельзя ли было их как-нибудь использовать. Врать, так врать.

– Почему нельзя, – сочинял я дальше. Импровизированный рассказ начал приносить мне удовольствие. – Я склеил обе половинки, и разменял их на рынке. Только склеил их неправильно.

– Как неправильно? – заволновался Данила.

– Неправильно, вверх ногами. На одной стороне Кремль смотрит в небо, а на другой вниз, в Москву реку. Продавец на рынке долго так смотрел на них, никак не мог понять, в чем дело, пока я ему не объяснил, что эти деньги выпущены по специальному заказу для игры в казино.

– И взял?

– Еще как.

– А дальше?

Я рассмеялся:

– А дальше, в тот же вечер он пошел в казино.

– И…и…и?

– И ему начистили, как положено рыло.

Насте видно надоело слушать нашу с Данилой трепотню. Она резко меня перебила на самом интересном месте.

– Посчитайте монеты, и сразу узнаем, куда он уехал. Если все монеты здесь, значит у него какие то свои дела, а если не хватает одной монеты, значит, он уехал к специалистам на консультацию.

Данила принес с кухни тряпку и разложил ее на столе. Деревянной ложкой, замутив очищающий раствор, он стал вытаскивать монеты. Первая банка была с серебром. На стол ложились тонкие монетки, больше похожие на лепестки. За ночь с них слетел вековой нарост, накипь, как сказал Данила. Мы пересчитали монеты. Семьдесят три. Серебряные все были на месте. Настала очередь медных. Они легли рядом с серебром, отливая, как сазан на солнце краснотой. Шестьдесят. Все на месте.

– Уехал по своим делам, – сделали мы вывод.

– Как вы думаете, ценные они? – забеспокоился Данила.

– Сказано же тебе было, монеты семнадцатого века. Медные, это копейки. А серебро – деньга, – поучала Данилу Настя. – Ценные наверно. Видишь, как хорошо сохранились. Глянь, – сунула она одну монету Даниле под нос, – мурло тут нарисовано, прям как у тебя.

Мои друзья, чуть не подрались. Пришлось их разнимать. Успокоившись, мы задумались, о том, что нам делать дальше с нашим кладом. По хорошему сдать бы его государству. Только куда?

Мы остановились на промежуточном варианте, решили подождать, пока вернется Петр Петрович. На всякий случай, собрав монеты, мы высыпали их обратно по своим банкам и поставили на подоконник. Пусть с улицы будет нам видно, на месте ли они. Для верности, Данила как шеф-повар помешал еще внутри ложкой. Раствор и так был мутный, теперь же стал серо-буро-малиновым. В это время во дворе залаял Балбес. Мы выглянули в окошко. У калитки, заглядывая в дом, стояла почтальонша.

– Петр Петрович!

– Чего надо? – на крыльцо вышел Данила.

– Как же грубо он разговаривает с женщинами, – пожаловалась мне Настя.

Я промолчал. Для грубости у Данилы была веская причина. Телеграмму принесла наша старая знакомая Виолетта. А между ней и Данилой пробежала черная кошка. До работы на почте, она ударно трудилась старшим кассиром в кассе пересчета филиала «Рашэн банка», пока не встретилась с нами.

Из старших кассиров мы с Данилой помогли ей перейти в почтальоны, а это резкое понижение общественного статуса. Теперь Виолетта и Данила смотрели друг на друга, как мангуста на кобру и наоборот.

– Почтовая сумка вам очень к лицу, – сделал комплимент Данила. Более ядовито он не мог ее укусить. Виолетта сузила глаза и зло прошипела.

– Мал еще со мной так разговаривать. Вот прими телеграмму для домовладельца и распишись.

Данила не спеша, взял телеграмму и поставил закорючку в толстой тетради.

– Зря обижаешься на меня Виолетта. Радуйся, что не тачку на каторге катаешь, а только сумку почтовую на свободе носишь. Чуешь, разница какая.

Мы тоже вышли на крыльцо. Виолетта почему то не уходила и чего-то ждала. Данила распечатал телеграмму. Мы заглянули через плечо. Машинописный текст гласил:

«Выезжай срочно. Брат Борис тяжело болен. Поля».

Виолетте не понравилось, что мы раскрыли и читаем чужую телеграмму. Она, косясь на вставшего Балбеса, прикрикнула на нас.

– Телеграмму отдайте хозяину. Она, не вам предназначена.

– А он…,– не успел я сказать, что Петр Петрович уехал, как Данила больно наступил мне на ногу. Дальше с Виолеттой разговаривал только он.

– Он в сберкассу пошел. Как вернется, передадим. Чао, какао.

Виолетта помялась и спросила:

– А он разве не уехал еще? Ему же ночью с почты звонили, что телеграмма пришла, текст ее зачитали. Вот утром я ее и доставила.

– А чего ее было доставлять, если ты считаешь, что он уехал? – спросил Данила.

– Так положено.

Виолетта наконец медленно пошла вдоль по улице при этом несколько раз обернулась и внимательно посмотрела на дом Хромого. Нам такое пристальное внимание к персоне нашего соседа совсем не понравилось. Хозяина нет в доме, а вокруг началась непонятная возня. И тут Данила вспомнил, что Виолетта была дальней родней Фитиля. Неужели они нацелились на наш клад? Только этого нам не хватало. Наше хвастовство выходило нам боком. Зря Данила показывал золотую монету. Жди теперь неприятностей.

Чтобы как-то от них застраховаться, мы решили обсудить сложившееся положение. Так как мы считали, что оставшиеся монеты не представляют никакой ценности, Данила предложил их оставить в банках на подоконнике. Никому не придет в голову искать их на самом видном месте. Рядом с горшками с цветами стояли два сосуда с водой, две банки.