Злачные преступления - [2]

Я больше не видела семью Маренски на обеде. И даже перестала думать об Арче, поскольку нужно было расставить десерты. Я не вспомнила о нем даже тогда, когда мне представилась возможность поглазеть на улицу сквозь кухонное окно. Но сердце мое болело. Невинно начинавшийся днем легкий снегопад теперь превратился в настоящий снежный шторм. Это грозило гололедицей и отсрочивало прибытие домой, где меня терпеливо дожидался Арч. С ним не было даже няни. Сын заявил, что будет очень рад, если я не стану беспокоиться о нем сильнее, чем он обо мне. Предполагалось, что единственное, о чем я буду волноваться, так это о высокородных чадах и их родителях, а затем о том, как мой фургон на летней резине преодолеет семь миль горного серпантина.

Были выложены две последние дорожки свежих пышек. Для того чтобы их приготовить, небольшие шарики теста опускались в кипящее масло, а затем в коричневый сахарный сироп. По настоянию директора, который совсем поехал крышей и заявил, что даже десерт должен быть полезным для здоровья, мне пришлось добавить в рецепт овсяные хлопья. Родители обязательно найдут, на что пожаловаться, — сказал он тогда извиняющимся тоном. Я вылавливала пышки, с которых струйками стекала карамель, и складывала в небольшие вазочки, наполняя каждую холодным взбитым кремом.

Я передала поднос моей помощнице Одри Куперсмит. Одри недавно пережила развод и теперь одна воспитывала дочь-старшеклассницу. Схватив поднос с китайскими вазочками так, что они задребезжали, Одри послала мне вымученную улыбку. Ее волосы были скручены в тугой пучок, напоминавший прическу Аннет Фаничелло[2]. Одри совершенно не волновали «полезные» овсяные хлопья в пышках, зато она не упускала ни единой возможности пожаловаться на бывшего мужа.

— Я так переживаю, Голди, просто не могу остановиться. Это такой важный вечер для Хизер. Но Карл даже и не подумал прийти.

— Все будет хорошо, — попыталась успокоить ее я, — разве что взбитый крем может свернуться, если мы не поторопимся.

Одри коротко всхлипнула и вместе с подносом отправилась в зал.

На окнах таяли снежные хлопья. Я протерла стекло ладонью, чтобы получше разглядеть, что творится на улице. Сначала я увидела в отражении большие коричневые глаза на веснушчатом лице тридцатиоднолетней женщины. Затем светлые кудрявые волосы, которые растрепались в ходе работы. Разве я была похожа на того, кто не знает, что Колумбийский университет находится в Нью-Йорке? Эти люди не единственные, кто имеет корочки о высшем образовании. Я закончила среднюю школу и даже год училась в одном из колледжей Семи Сестер[3]. Конечно, учеба не принесла мне ощутимой пользы, но это уже другая история.

За окнами директорского домика, огромного каменного особняка, который был построен одним из «серебряных баронов»[4] Колорадо в 1880-х годах[5], фонари освещали накатывающие волнами снежные вихри. Эта мнимая идиллия сейчас скрывала бурную историю Элк-Парка. После того как серебряные жилы истощились, все имущество было продано швейцарцу, занимавшемуся гостиничным бизнесом. Он построил около Элк-Парка отель. Местонахождение в одном дне езды от Денвера сделало гостиницу прекрасным местом отдыха для богатых денверцев. Так продолжалось до тех пор, пока между штатами не проложили хайвэи и как следствие не появилось огромное количество придорожных мотелей. Отель изжил себя. В пятидесятые годы двадцатого века его переоборудовали в среднюю школу Элк-Парк. У нее были большие проблемы с финансированием до тех пор, пока, в результате хорошо продуманной пиар-кампании и заигрывания с состоятельными благодетелями, директора Альфреда Перкинса не избрали в департамент образования. Все это позволило сделать школу настоящим «Андовером Запада» (так ее называл Перкинс). Неиссякаемый денежный поток теперь позволял директору иметь собственную «резиденцию» в бывшем доме серебряного барона.

Внезапно налетевший ветер закрутил между соснами около директорского дома белые вихри. Пока шел обед, выпало не менее четырех дюймов снега. В конце октября в Колорадо частенько бывали сильные снегопады, чему всегда радовались лыжники и денверская футбольная команда «Бронкос». Ранний снег здесь несомненно был хорошей приметой. Богатые лыжники и футбольные фанаты всегда были не прочь «заправиться» чем-нибудь, неважно, находились они на горнолыжных склонах или дома, перед широкими экранами телевизоров.

Кофейники на плите шипели и булькали. Директор Перкис сделал пугающее предупреждение: оказывается, любая неисправность с электричеством в этом старом доме могла стать для нас роковой. Для безопасности я принесла шесть маленьких кофейников вместо двух больших и за сорок минут до коктейля успела протянуть удлинители по всей кухне и коридорам к различным выходам. Родители сочли, что старый особняк с восточными коврами, античной мебелировкой и хаотичной реконструкцией очарователен. Если бы они попробовали до восьми часов вечера готовить на здешней кухне, то резко изменили бы свое мнение.

Следующей проблемой после удлинителей стал для меня поиск подходящего места для салатных тарелок и тарелок для ростбифа. На неровной поверхности рабочего стола они стояли крайне неустойчиво. Но настоящим вызовом для меня оказалось приготовление йоркширкского пудинга в духовке, у которой не было ни регулировки температуры, ни окошка, через которое можно было бы наблюдать за состоянием блюда. Когда пудинги поднялись и покрылись коричневой корочкой, я осознала подлинную ценность того, что мы называем «зеркало».