ЗК-5 - [7]
«Ну, Машенька, — лепетала пропылившаяся легенда сияющей вдохновенной Мерцановой, женщине-джету, лучу солнца, пылающему сердечному факелу. — Пора, пора. Займитесь, душенька, туалетом. Он милый, милый — (речь шла о приезжем аудиторе, столичной штучке), — но Боже нас сохрани хоть как-то дразнить его. Ведь осмеет, он такой, он выставит нас помпадуршами! Право, приличнее будет одеть тебе голубенькое с оборками».
«Голубенькое? С оборками? — капризно возражала Мерцанова, распахивая чудесные глаза, вскидывая волшебные руки. Прямо как девчонка, рассказывающая об увиденном в зоопарке. Вот, дескать, какие там звери большие, неумные, им есть несут, а они отворачиваются. Если люди произошли от обезьян, то Мерцанова — от самой хорошенькой. — Ну, маменька! Ляпкина-Тяпкина будет в голубом, и дочь Земляники в голубом припрется!»
Мрачные глаза Степановой вдруг засверкали:
«Ты, дитя, говоришь мне наперекор!»
На столах, занявших всю северную половину сцены, дребезжали многочисленные телефоны, над каминной полкой возвышались электронные часы, указывающие будущее время, два трехметровых плазменных экрана отображали провинциальное действо в огромном увеличении, в раскраске, в меняющихся ракурсах, любой самый подслеповатый онкилон мог любоваться Мерцановой. Сама нежность, взлет ресниц, прелестные оттенки, присущие только яблоку-паданице (вот гоголевский мотив, который имело смысл сохранить, и Овсяников это вовремя понял).
«Юппи!» Мерцанова по нескольку раз повторяла одно и то же.
«Юппи!» Над сценой взрывались лучи черного света.
«Юппи!» Как стоны. Как аллергия на ежей.
Это пленяло, все взгляды только на Мерцановой и скрещивались.
Этим она и взяла онкилонов: довела до совершенства давно известный сценический закон: частым повторением одних и тех же слов доводить собственные чувства до уровня чуда. «Ах, маменька, совсем не пойдет мне голубое!» — чудесно прижимала она ручки к груди, и зал восхищенно стонал. «Голубое мне совсем не пойдет!» Недавно на этой сцене был освистан столичный певец, слишком уж явственно восхищавшийся всем голубым, особенно в оборочках; Мерцанова это помнила, ее спор с маменькой был чудесен, весь в угадывающихся намеках, в искренности лукавой. Это же Сибирь, это Алтай, это просторы, это вечный пейзаж души. Тут все когда-то называлось Западно-Сибирским краем, а теперь возведен АлтЦИК, великая реформа работает, утром встанешь — за окном не совсем то, что ты запомнила, когда ложилась, а все — более прекрасное. Край будущего. Здесь даже сугробы зимой вспыхивают алым, а Степановой, видите ли, голубенькое подавай.
«Нет, нет, маменька, не пойдет мне!» — торжествовала Мерцанова.
«Да как же так, дитя, как же так?» — отчаивалась, трепыхалась, как курица, живая легенда, заламывала сухонькие ручки, восторженное молчание зала казалось ей грозовым. Она откровенно не поспевала за будущим.
«Криветко! Креведко!»— неслось из зала.
Степанова не должна была оправдываться перед Мерцановой, но, к восторгу зала, все время оправдывалась: «У тебя, дитя, глаза разве не темные?»
Зал ревел: темные, темные глаза у Мерцановой!
Женщина должна знать себе цену, а то мало ли какая ситуация.
Потом столичный аудитор въезжал в городок N на приземистой лошади Пржевальского — белой, настоящей, откидывающей чудесную гриву, совсем как примадонна. Из скрытых динамиков грозно звучало, к восторгу забивших зал онкилонов: «На солнце, сверкая штыками…». В этом месте живая легенда, наконец, спохватывалась. Сто режимов одновременно спорили в ней. Вот оно, хваленое прошлое, а будущее свое Степанова уже давно пережила.
Не все знали, что творческую карьеру Овсяников начинал в пыльном узбекском отделении советской «Комсомолки», когда она еще оправдывала свое название. «Весенние приходят дни в твоих глазах сиять, колхозник, — читал Овсяникову свежие строки молодой узбекский поэт Амандурды. — Пахать на тракторе начни, соху пора бросать, колхозник». Молодого Амандурды высоким голосом перебивал старый поэт Азиз-ака, покрытый темными морщинами, как доисторическая черепаха. «Живу на свете я давно — такая не пекла жара! Как прадедовское вино, нас изнутри сожгла жара». Но все свободное время молодой Овсяников проводил в местном театре, где помогал местным деятелям ставить большой фантастический спектакль. Узбекские фотонные корабли доставляли на красную планету Марс особенно ценные сорта хлопчатника и сухую петрушку. Марсиане не догадывались, что поедание петрушки требует калорий больше, чем их можно получить в результате поедания, и гибли в массовых количествах. Вот такая фантастическая пьеса. Здорово смотрелась на фоне тех дней. Тогда много что зарождалось. «Целина», Аральское море высохло, сибирские реки ждали кардинального поворота. «Камментырулят!» короче.
5
139…
112…
6
Случайные дорожные встречи Салтыков додумывал уже в гостинице.
Машину он бросил у ворот гаража, украшенного эмалированной табличкой: «Осторожно открывается нечеловеком». Иметь дело с нечеловеком не хотелось, зато бритый поэт Рябов (Рябокобылко) ему понравился. Вот есть же у человека сразу и Света, и Юля, и Маринка, и все, наверное, любят его, всем нравится — творческий человек, губы не гуталином красит. Жалко, талант не передается половым путем. И полковник Овцын остался в памяти. И Николай Рогов-Кудимов запомнился. Интересный народ перекочевывает в сторону АлтЦИКа. Наконец, кабинет, предложенный Салтыкову, тоже оказался неплох. Просторный и открыт в сторону набережной. Птицы лепечут, внутренность леса постепенно темнеет. Совсем как у Ивана Сергеевича.
Середина XVII века. Царь московский Алексей Михайлович все силы кладет на укрепление расшатанного смутой государства, но не забывает и о будущем. Сибирский край необъятен просторами и неисчислим богатствами. Отряд за отрядом уходят в его глубины на поиски новых "прибыльных земель". Вот и Якуцкий острог поднялся над великой Леной-рекой, а отважные первопроходцы уже добрались до Большой собачьей, - юкагиров и чюхчей под царскую руку уговаривают. А загадочный край не устает удивлять своими тайнами, легендами и открытиями..
Захватывающая детективно-фантастическая повесть двух писателей Сибири. Цитата Норберта Винера: «Час уже пробил, и выбор между злом и добром у нашего порога» на первой страничке, интригует читателя.Отдел СИ, старшим инспектором которого являлся Янг, занимался выявлением нелегальных каналов сбыта наркотиков и особо опасных лекарств внутри страны. Как правило, самые знаменитые города интересовали Янга прежде всего именно с этой, весьма специфической точки зрения; он искренне считал, что Бэрдокк известней Парижа.
Герберт Уэллс — несомненный патриарх мировой научной фантастики. Острый независимый мыслитель, блистательный футуролог, невероятно разносторонний человек, эмоциональный, честолюбивый, пылающий… Он умер давным-давно, а его тексты взахлёб, с сумасшедшим восторгом читали после его кончины несколько поколений и еще, надо полагать, будут читать. Он нарисовал завораживающе сильные образы. Он породил океан последователей и продолжателей. Его сюжеты до сих пор — источник вдохновения для кинематографистов!
Боевик с экономическим уклоном – быстрый, с резкими сменами места действия, от Индии до русской провинции, написанный энергичным языком.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Костя Жмуркин – человек редчайшего дара, о наличии которого он сам, как это обычно бывает, даже и не догадывается. Любой человек или предмет, ставший объектом симпатий злополучного Кости, обречен на полный и неизбежный крах, сколь бы преуспевающим и неуязвимым он ни казался. Под воздействием этого ужасного и абсолютно неуправляемого дара гибнут идеи и люди, отказывает сверхнадежная техника, разваливается могучая сверхдержава. Нет конца и края всем Костиным несчастьям, так же как и нет средства обезвредитьзаложенную в него «бомбу».
В представленном ниже трогательном рассказе автор демонстрирует, что семейные узы бывает очень сложно разорвать, даже если ради этого вы решитесь отказаться от человеческого облика.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Странные приключения Ионы Шекета» — патрульного времени, галактического путешественника, выпускника загадочного Оккультного университета, несостоявшегося межпланетного дипломата — и, наконец, просто хорошего человека!Приключения научно-фантастического, эзотерического, фэнтезийного и откровенно иронического порядка!Самая забавная, озорная и точная пародия на «Звездные дневники Ийона Тихого», какая только может быть!Жанна д'Арк — и дворцовые интриги Атлантиды…Прелести галактической политики — и забытые страницы звездных войн…Похождения в мире духов — и в мирах «альтернативной истории»!В общем, это — неописуемо!
Стратификатор используется для того, чтобы извлекать не прошлые, а будущие инкарнации.
Попытка изменить реальную историю, меняя историю в альтернативном мире.