А потом ей на улице встретился Давид Матевосян, ее учитель-мучитель по кавказским языкам. Кивнул и запрыгнул в бусик, совсем как недавно Алексей. Она страшно перепугалась – как, и он?! Он же еще подросток! Запрыгнула следом, как в дурном сне.
Оказалось, зря ударилась в панику. Доехали до Торгового центра, устроились в кафешке «Мандаринчик». Мандариновые деревца там и росли в фигурных вазах прямо между столиками – стильно, красиво, и названию соответствуют.
– Гамарджоба, ламази гогона, – сказал укоризненно Давид. – Почему занятия пропускаешь? Так нельзя, наработанное забудется. Хочешь заново учить, да?
Истинный сын Кавказа, Давид никогда не забывал сказать ей комплимент как красивой девочке. И никогда не забывал отчехвостить как глупую женщину.
– Давид…
Радость накатила волной. О ней не забыли в штабе! Она не выдержала, бросилась ему на шею и затрещала, как сорока – по-грузински затрещала, вот чудо небывалое! – хлопая мокрыми от счастья глазами. Подросток поморщился от ее смазанного произношения, аккуратно поцеловал в лоб и отстранил.
– Как вы там, отбиваетесь? – спросила она, успокаиваясь.
Давид еле заметно кивнул. Темные круги под его глазами и общий усталый вид свидетельствовали, что им там приходилось нелегко.
– Майор и капитан подрались из-за тебя, – сообщил Давид с непроницаемым видом. – Всерьез подрались. Майор победил.
Она вспомнила предупреждение Алексея и беспечно махнула рукой.
– Майор сказал, чтоб ты теперь со мной целовалась, – продолжил меланхолично подросток. – Всерьез сказал.
– Меня не спросили? – развеселилась она.
– Спросили меня, – буркнул подросток.
Она поглядела сочувственно. Приказ явно не доставлял Давиду радости.
– Датико, – осторожно сказала она. – Если у тебя есть подружка в категорийной школе, я пойму.
– Я согласился, – снова буркнул подросток. – У нас в категорийной девочек-грузинок нет, было бы странно…
Он вдруг покраснел и глянул на нее смущенно. А она окончательно развеселилась. Ее строгий учитель, ее высокомерный деспот – смущен!
Они славно поговорили обо всем. Давид сообщил, что мобильный командный пульт для нее привезут не раньше, чем через полмесяца, так что можно отдыхать. И тут же тихим голосом загрузил тактико-техническими характеристиками вертолетов вероятного противника с южного направления. Потом потребовал записать и выучить – и повторил еще раз слово в слово. Вот такой простой мальчик из простой категорийной школы, непонятно как попавший в спартаковцы. То есть она догадывалась, как, но только догадывалась. Кавказец. И патриот России. Не она одна вся в секретах.
Еще они шепотом попрактиковались в грузинском. Ее акцент его убил. Она поняла – безнадежна.
– Как вы вообще думаете бороться с моим произношением? – не вытерпела она. – Меня же там, за хребтом, с первого слова определят.
– Никак не думаем бороться, – равнодушно сказал подросток. – Представители диаспор все с акцентом. Будешь еще одна.
И накидал ей на телефон огромное количество домашних заданий, когда в школе учиться – непонятно. А врал, что можно отдыхать. Но все равно она была рада встрече с ним. Договорились для дальнейших занятий пока что встречаться здесь, в «Мандаринчике».
– Тебе надо больше говорить на грузинском, – озабоченно сказал Давид перед уходом. – Чтоб говорить, надо говорить!
Она и сама понимала, что надо бы побольше разговорной практики. А как? В смысле, с кем? Давиду подходить к Дому коммунальщиков, с его-то характерной физиономией – с судьбой играть. Ей в штабе появляться запрещено, а в закрытый центральный сектор не пустят без пропуска. Давид выслушал ее жалобы, подумал и сообщил, что во второй школе вообще-то одна из учительниц – грузинка. Неуверенно посоветовал с ней познакомиться. И гримасу при этом такую состроил – она сразу поняла, что характер у грузинки – не сахар. Такой, грузинский характер.
Технически задача не выглядела сложной – Ариадна Иосифовна преподавала в средней школе русский язык, в том числе и в их классе. Преподавала, кстати, из рук вон плохо. То есть совсем никак. Бывали уроки, когда она просто сидела, глядя в окно на сияющий огнями проспект, и молчала, а класс занимался, чем хотел. Шум, гам. В средней школе на уроках уже не было смотрящих «положенцев», зато имелись очень серьезные полномочия у самой учительницы. За нарушение дисциплины она и на принудительные работы могла отправить! Однако – не отправляла. Ну, Зита и в такой обстановке могла учиться, и училась хорошо. А что там сложного, если после реформы русского языка можно писать как попало? Искусственный интеллект все равно прочитает! Но одна проблема все же имелась: контрольные тесты у Зиты выходили не лучшим образом, и она не могла понять, почему. Как можно заработать низкие баллы, если грамотность превышает необходимую в разы, как?
С этим вопросом она и подошла к учительнице после уроков. Учительница слушала ее, прикрыв глаза. Зита тактично старалась не смотреть на ее уродливое лицо. Строго говоря, конечно, не уродливое, просто огромный лоб, сухая челюсть и изможденные черты больше подходили черепу, чем живому человеку, а у учительницы именно такое лицо и было.
