Зимой в Подлипках - [10]

К весне мать умерла. Умерла на руках у Ани. На всю жизнь запомнились девушке глаза матери, полные тоски и тревоги. «Как ты будешь жить без меня?» — спрашивали эти глаза. Аня горько плакала и, захлебываясь слезами, шептала: «Будь покойна, мама! Я могу работать!»

А дальше все было как во сне. Убитая горем, Аня стала безразличной ко всему, что творилось вокруг. В доме распоряжался дядя Миша, вызванный из Москвы телеграммой. Через два дня после похорон он увез племянницу к себе в Москву. Аня не возражала — ей было все равно.

В Москве девушка постепенно пришла в себя. Ходила в школу. Сдала экзамены и получила аттестат.

И однажды утром дядя Миша, уходя на работу, взял Аню с собой и привел ее в управление, где он работал. Через неделю Аня уже сидела у телефона, отвечала на звонки, регистрировала бумажки…

Жила она у дяди Миши. Спала на диване в проходной комнате. Завтракала и ужинала дома, за что отдавала половину своей зарплаты.

Работа в управлении Ане не нравилась. И не потому, что хлопот было много. Наоборот, их было мало. Девушка в служебное время могла бы и с подружками поболтать, и даже книжку почитать. Но она стыдилась сидеть без дела. Перекладывала из папки в папку бумажки и поглядывала на часы: скоро ли кончится это скучное безделье?

Но и дома ей было невесело. Тетя Вера, жена дяди Миши, встречала ее, как чужую. Аня каждый день убирала в комнатах, мыла кухню и уборную. Но разве на тетю Веру угодишь? Она всегда к чему-нибудь придиралась: то паркет плохо натерт, то ковры плохо выбиты. Диван, на котором спала Аня, не давал тетке покоя. Она не раз подводила племянницу к этому дивану и с упреком говорила:

— Видишь, пружины выпирают…

И вот Аня стала все чаще задумываться: а не вернуться ли ей в Подлипки? Она чувствовала, как все сильнее и сильнее тянет ее на родимую сторонку. А когда девушка узнала, что в Подлипки этой осенью вернулся из армии Коля Носков, ее сосед, друг детства, она твердо решила: уеду домой, уеду к бабушке!

Дядя Миша был очень удивлен и, кажется, искренне огорчен отъездом Ани.

— Променять Москву на колхоз — это, по меньшей мере, неблагоразумно, — сказал он. — Что ты там будешь делать? Как будешь жить? Ты подумала об этом?

— Да, подумала, — ответила Аня.

— Уехать из Москвы легко, а вернуться трудно. Ты знаешь, сколько мороки было с твоей пропиской?!

— Знаю. Спасибо.

Тете Вере едва удавалось скрыть свою радость в связи с отъездом племянницы.

— А зачем ей Москва-то? — осторожно возражала она мужу. — Дым глотать? Выросла она в поле — туда ее и тянет. Может быть, там она и найдет свое счастье.

Эти слова были по душе Ане, и ей даже показалось, что тетя Вера желает ей счастья от чистого сердца.

— Ну что ж, — сказал дядя Миша, — поезжай, посмотри, как там. Если что — возвращайся!

И вот Аня подходит к Подлипкам. У околицы она останавливается, ставит чемодан на снег, достает из кармана пальто круглое зеркальце и смотрится в него. Поправляет прядь волос, выбившуюся из-под платка. Волосы у Ани как из литого золота. А на щеках и на носу у нее позолота веснушек. Карие глаза с золотистыми искорками. Покойница мать, лаская дочку, иногда говорила ей: «Золотая ты моя!». А в школе дразнили: «Рыжая!»

Девушка прячет зеркальце, подхватывает чемодан и шагает по деревне. Еще две-три минуты, и она будет дома. «Бабушка, милая бабушка! Как я соскучилась по тебе!»

Мысленно Аня уже представляет себе: вечером она идет в клуб. Впереди нее шагает коренастый широкоплечий парень в серой шинели с погонами сержанта, в армейской ушанке с красной звездочкой. Он чуть-чуть сутулится. Она узнает его по походке. Окликнуть бы его — вот удивился бы!

Золотые искорки в ее глазах вдруг вспыхивают солнечным пламенем, и губы девушки открываются в улыбке, обнажив белые влажные зубы.

Она сворачивает с дороги и направляется к своему дому.

9

Акулина смотрит на ходики: одиннадцать! День только начался, а спина уже болит. И то сказать, часа три уже провозилась с поросятами. Чего только стоит напоить их! Спасибо, Костя помог. Встал рано. «Мама, я с тобой пойду. Посмотрю, где ты там спину ломаешь?». Смотрел и все дивился: «Как же так можно? Мы спутники к звездам запускаем, а тут такая допотопная механизация!»

Акулина садится на диван и прислушивается: идет кто-то к дому, скрипит снег под ногами. Лязгнула щеколда. Кто-то топчется в сенях, шарит руками возле двери, не может найти скобу. «Это не Костя, — думает Акулина. — Кто же?»

Дверь открывается и через порог шагает Аня:

— Бабушка!

Акулина ахает и встает с дивана. Аня бросается к ней, обнимает за плечи, прячет лицо на ее груди и плачет. Чемодан и авоська остались в сенях, за порогом. В открытую дверь врываются белые клубы морозного воздуха.

Акулина глотает подступивший к горлу комок и гладит девушку по голове:

— Ну что ты, Аннушка, родная ты моя?!

Аня поднимает на бабушку заплаканные глаза, в которых сияет счастливая улыбка:

— Ох, бабушка, какая я дура!..

— У тебя, как у твоей матери, глаза на мокром месте, — улыбается Акулина. — Иди-ка прикрой дверь, а то мне холодно.

Аня вносит вещи и закрывает дверь. Акулина дрожащими руками поправляет платок на голове. Из-под платка выбились седые пряди волос.