Зимородок - [17]

Моё движение не остаётся незамеченным. Мелькают кисточки, и появляется новая картинка – белка высовывает из дупла свою неугомонно-любопытную мордочку. Тончайший белый мазок ложится на чёрный кружок, и глаз зверька становится выпуклым, влажным, зрячим. Как искусен мой летописец! И тут у меня возникает череда совсем иных вопросов. Зачем этот мастер прилагает столько усилий, с таким тщанием выписывает всё, что происходит со мной? Я же не пророк, не властитель судеб, не герой, не гений. Я – обычный человек с обычной судьбой. А может быть, летописец за столом сидит там против своей воли? Кто и зачем навязал ему эту несообразную его мастерству работу? Может быть, роль моего биографа – это повинность, даже наказание? Мне становится жалко эту согбенную старую женщину, эту заточённую в четырёх стенах птицу.

На шёлковой поверхности возникает образ моей жалости: ладони, сложенные ковшиком, наполненные прозрачной водой. В следующий миг колонковая кисточка лёгким движением стряхивает на белизну россыпь мельчайших золотых брызг – летописец смеётся. Скрюченные пальцы летают между светом и тенью, вытягивая из небытия, как паутину, штрих за штрихом: ультрамарин, изумрудная зелень, охра, жжёная слоновая кость. Чёрная птица, раскинув крылья, парит над лунной рекой. Старая женщина в чёрном плаще стоит на круче и смотрит из-под руки на снежные вершины, осиянные восходящим солнцем… И я вдруг осознаю, сколько незаполненного пространства между значками на шёлке, сколько там свободы и неизведанности.

«Ещё, ещё, покажи мне ещё!» Не сдержавшись, я нарушаю тишину скриптория и сконфуженно замолкаю. В ответ на шёлк прыскает новая россыпь золотых искр смеха. Моя просьба виднеется в центре этого мерцающего облачка – это жадно открытый клюв птенца. Тут мне самой становится смешно: какой же я птенец? У меня уж не первый год голова седеет. А остриё кисточки снова очерчивает, выделяет ярко-жёлтым уголки клюва: ну да, седеешь, а всё птенец – желторотый, ненасытный птенец.

Пламя свечей пригибается, дрожит. Сквозняк обдаёт холодом мою спину: позади меня открывается дверь. Я знаю: это миг расставания. «Нет! Нет! Я хочу понять! Скажи мне своё имя! Покажи мне своё лицо! Я не хочу забыть…» Мой крик протеста, моя мольба проваливаются в тишину. Седая голова всё так же безмолвно склоняется над своей работой. Но прежде чем исчезают свечи, свиток и сгорбленная крылатая фигура, летописец успевает нанести на шёлк, а я успеваю поймать взглядом ещё одну картинку: прямоугольник розового золота и на нём сизое кружево – силуэт сосновой ветки.

Медленно, неохотно я открываю глаза. На противоположной стене спальни я впервые вижу, по-настоящему вижу то, что появляется на её белой поверхности каждым солнечным утром: прямоугольник света занимающейся зари и скользящая по нему тень сосновой ветки, которую за окном колышет ветер.

River English language poems

Good fortune

1. In Zoar

The sun was risen upon the earth when

Lot entered into Zoar. …

But his wife looked back from

behind him, and she became a pillar of salt.

Genesis

If you have ever been a refugee,

Even if decades have gone by,

Even if now

You are grateful

For your good fortune,

For your settled life

Under Zoar’s sunny skies,

You do not let yourself

Go soft.

You do not lose the skill

Of packing swiftly, with precision.

You do not trust the luxury

Of carrying anything

That’s not essential

To making it

Out…

Across…

Into a new land.

You do not forget the story of Lot’s wife.

You heed its warning:

Do not look back,

Do not allow your gaze to stray

To what you had to leave behind.

If you stumble upon

A Google Earth view

Of a courtyard

Shaded by two old trees,

    There were twin maples.

    In autumn

    One would drop crimson leaves,

    The other – lemon-yellow.

A photograph of a family celebration,

    An impish, tousled child

    Stands on the lap of an indulgent aunt

    To pick a pastry from a platter:

    Layers of creamy filling

    Billowing between layers

    Of flaky crumbs.

You do not say a word.

Your face impassive,

You stare straight ahead,

Rigid as a pillar of salt.

2. Survivor guilt

Paradoxically, the phenomenon is rarely defined and often poorly described.

Hutson, Hall & West, “Survivor Guilt: Analyzing the Concept and Its Contexts”, Advances in nursing science (2015).

One was destroyed.

Another – left alive

And whole enough

To heal, even to thrive.

What, for lack of a better word,

Gets called “survivor guilt”,

Is not.

It is a feeling that’s not built

Upon a solid foundation

Of cause and effect:

“You acted wrongly;

Wrongly failed to act;

You won by cheating

In some vital contest.”

It is a phantom pain,

The non-existence of a contrast,

The absence of a difference

(Be it of substance or of context)

That would be relevant and plain,

That would, failing to justify,

At least explain….

3. Two turns of fate

…Your huddled masses yearning to breathe free,

The wretched refuse of your teeming shore.

Emma Lazarus, “The New Colossus”

If you have never been a refugee

Do not say:

“I would not have been able to…”,

Even if you mean it

To express admiration.

A refugee is not made

Of sterner stuff

Than your own