Зимняя ведьма - [50]

Кухарка широко улыбается, и в уголках ее глаз появляются морщинки.

– Очень хорошо, дорогая, – говорит она с удовлетворением. – В самом деле прекрасно.

Через двое суток приходит время отвести скот к кузнецу. День снова отвратительно душный, к тому же страшно влажный, и я задыхаюсь. Я стою на коленях у могилы Мэг, наклонившись вперед, чтобы посадить веточку жимолости. И чувствую, как по спине бегут капли пота. Кай сделал импровизированное надгробие – взял кусок сланца и вырезал на нем имя Мэг. Ему понравилось, но мне кажется, сланец выглядит слишком мрачно. Скоро он обрастет жимолостью. Очень скоро. Уж в этом я могу быть уверена – я ведь смогла вырастить здесь множество маков. Брэйкен рядом со мной навострил уши. Видимо, услышал что-то важное. Я встаю и закрываюсь рукой от солнца, прищурившись, глядя на дорогу. До меня доносится звук приближающейся повозки, и вскоре на дороге появляется крытая телега, в которую впряжена лениво идущая кобыла. В телеге я вижу двоих мужчин, и, когда она подъезжает к дому, я не могу скрыть улыбку – до того забавно они выглядят. Ибо кучер – мужчина огромного роста, с плечами широкими, словно стол мясника, широкой грудью, на которой с трудом держится рубашка, рукава ее засучены и открывают его руки, волосатые и загорелые, с выдающимися бицепсами, похожими на мешки для шерсти, – выглядит в этой телеге нелепо. На нем кепка – она явно мала и с трудом умещается на задней части его коротко подстриженной головы, не обеспечивая ни укрытия, ни тени. Рядом с ним восседает совсем юный мужчина с пышными кудрявыми волосами, высовывающимися из-под фетровой шляпы, по размеру куда больше бы подошедшей водителю. Он столь же тонок, сколь огромен кучер, и столь же высок, как тот широк в плечах.

Тоже заслышав стук копыт, со двора, где он совершал последние приготовления, приходит Кай. То скудное стадо, которое нам предстоит взять в перегон, уже на месте. Животные отчаянно ищут траву и разочарованы ее отсутствием. Лошадей мы привели еще вчера, и теперь они ждут в загоне за сараем. Я до сих пор не могу смириться с необходимостью продать их. Когда Кай объяснил, что это единственный вариант, чтобы перегон окупился, я поняла его, но не могла до конца поверить, что он действительно способен с ними расстаться. Все, кроме Венны и еще одной пожилой кобылы (у этих двух не хватит сил на столь длительный перегон), останутся с нами. Но остальная часть табуна будет продана. Того табуна, который отец и дед Кая выращивали всю свою жизнь. Я не могу вынести даже мысли о том, что эти замечательные животные окажутся далеко от дома, и кто-то другой попытается приручить их, сломить их волю, а потом они станут возить повозки по шумным улицам Лондона. Я знаю: у Кая тоже нелегко на сердце. Знаю и то, что, не дай я погибнуть его бычкам, лошадей бы теперь продавать не пришлось. У меня снова появляется ощущение вины. Однако мой муж, к чести его будет сказано, сделал все возможное, чтобы убедить меня – он никоим образом не винит меня в том, что потерял стадо. Убедить меня, что прошлое не вернуть, а нам нужно потрудиться, чтобы обеспечить безопасное будущее себе и Финнон-Лас. И что мне нужно сопровождать его во время перегона. Кай счел это чем-то само собой разумеющимся. Но как же он ошибается! Я, которая никогда не проводила в поездке больше двух дней, теперь отправлюсь в самое сердце Англии, присматривая по пути за лошадьми. Если уж мне предстоит их продать, то долг велит присмотреть за ними и доставить в столицу в наилучшем виде. Кай говорит, я поеду на Принце, так что часы, которые я проведу с ним, станут для меня драгоценными, ибо в конце перегона придется продать даже его. Каю придется расстаться с Ханни, и эта перспектива ему не очень-то нравится. Она, по правде говоря, слишком стара и слишком медлительна для работы, и вряд ли сильно поможет ему в деле главного погонщика, но Кай не может позволить себе купить другую лошадь. Придется продать Ханни, а домой мы вернемся в дилижансе.

Пегий жеребец наконец подвозит телегу к поместью и неуклюже останавливается, настороженно рассматривая меня своими светло-голубыми глазами. Кай и двое его гостей здороваются как старые друзья, похлопав друг друга по спине и обменявшись невинными шутками. Наконец огромный мужчина, который, если это возможно, становится еще больше, как только спускается с телеги, скрипнувшей под его весом, замечает меня. Стесняясь под таким количеством взглядов, я застываю на месте, все еще сжимая в руке горсть жимолости.

– Боже мой, – говорит мужчина-гора, – что за прекрасное виденье? Неужели сама королева мая?

Мужчина помоложе не говорит ничего, только выступает вперед столь беззастенчиво, что я тут же краснею.

Кай улыбается, кажется, довольный их вниманием ко мне. Он всегда будет считать меня диковинкой?

– Это моя жена, Моргана, – с наслаждением представляет меня Кай. – Милая, это кузнец Дай и Эдвин Нэйлз.

Дай срывает с головы шляпу.

– Ну, Дженкинс, ты ни словом не обмолвился, что привез вместо жены ангела! Рад с вами познакомиться, миссис Дженкинс.

Кай объясняет, на этот раз без всякой неловкости: