Зимняя коллекция смерти - [41]

— А можно я тебе помогу… Ик! Натянуть брючки, — Алиса скорчила гримасу женщины-вамп. Так ей, по крайней мере, показалось.

— Я рассчитываю на то, что вы поможете мне их стянуть. — Парень почти коснулся мочки ее розового уха широкими красивыми губами и обнаружил там узенькую бриллиантовую струйку сережки. — Извините, я мигом.

— Какая попка, — сообщила себе Алиса, когда Никита пружинисто уходил в темноту, филигранно маневрируя между мебелью и гостями, собиравшимися спать.

Алиса, конечно, не знала, что пять минут назад к обладателю попки подошел Алехин и попросил отвезти уставшую даму домой. На неизбежное выяснение отношений с пьяной подругой у Кена не было сил, на секс тоже, но и бросить девушку так просто он не мог. Пятитысячная банкнота — в сущности, треть ежемесячного жалования Никиты, — сделала его необыкновенно сговорчивым. Бриллиантовый дым застил дворницкую, — как говаривала в таких ситуациях одна начитанная подруга Алехина.

Зал стремительно пустел. Алиса уже мало что соображала. Она была в том состоянии, когда обычная московская маска презрения ко всему сущему слетела с лица, а контрольные механизмы внутри сдались под напором желания отомстить всем этим самовлюбленным козлам. Московские женщины лишь недавно открыли то, чем всегда пользовались московские мужчины, — легкомысленный one night standing с хорошим молодым организмом. Плевать, если за деньги.

В «нулевые» страна поделилась на тех, кто отдается, тех, кто покупает, и тех, кто курит бамбук. Последним нечего было предложить рынку, а потому им оставался телевизор, семейные ценности и духовность. «Хорошо красавицам, они всем нравятся, им об этом и о том не надо париться. Они ездят в авто, а я езжу в метро. Блин, не обнимет никто», — проницательно пела Верка Сердючка.

Впрочем, продажная любовь, как и все в России, была чем-то большим, чем скучная европейская проституция. В маленькой уютной Европе секс давно превратился в гигиеническую процедуру. Тут едят, там писают, здесь трахаются. Это у них кварталы красных фонарей. Наши красные фонари — рубиновые звезды Кремля, и светят они всему СНГ. В Москве проститутка — не профессия, а состояние души. От жалких шалав на Курском вокзале до чистеньких официантов и менеджеров среднего звена — здесь все жили в ожидании великого русского чуда. Тысячи молодых и красивых людей верили, что однажды придет он или она — волшебная щука, змея Скарапея, конек-горбунок — и в одночасье вытащит из съемной однушки на Люблинской улице. Подобно гадкому утенку, я отряхну свои дешевые рыночные шмотки и превращусь в прекрасного лебедя на хорошенькой спортивной машине. Только самые проницательные из продажных девочек и мальчиков понимали, что покупают не их бархатистые тела, а искренний блеск в глазах и щенячий восторг при виде пятисотого «Мерседеса», Французской Ривьеры или ремня с логотипом Dolce & Gabbana. Ибо покупатели, которые стали богаты за ничтожно короткий промежуток времени, судорожно перепробовавшие все и пресытившиеся, мучительно переживали утрату былого кайфа от денег, от черной икры и бриллиантов, от мягкой кожи роскошных автомобилей и великолепия фешенебельных курортов. Исторически они были выходцами с той же Люблинской улицы, и теперь им хотелось испытывать этот кайф снова и снова, но найти его они могли только в наивных глазах русских проституток.

Алиса хорошо зарабатывала и не нуждалась в мужчине как источнике дохода. Она давно хотела человека, который будет обязан ей своим счастьем целиком. Ни Костя, ни Кен на эту роль не годились. Для них Алиса — всего лишь эпизод жизни, строчка в еженедельнике между ланчем с рекламодателем и вечеринкой в клубе. А она искала старомодного преклонения в духе поэтических гипербол XIX века: «богиня», «нимфа», «муза», «фея». Ей нужен был мужчина, для которого она сможет стать Изидой, альфой и омегой его маленькой вселенной. В начале XXI века такие ощущения были способны предоставить только за деньги, ну или по большой любви. Однако встретить ее было существенно сложнее, чем бархатистое тело с гибкими принципами.

Алисе захотелось взглянуть на себя в зеркало и, как говорят в Москве, припудрить носик. Пошатываясь, она поднялась и поплыла к туалету. Здесь стоял полумрак. Из маленькой изящной сумочки-шкатулки она достала дозу «снежка» и попыталась распределить ее при помощи золотой кредитки на стеклянной столешнице раковины. Затем она нагнулась, и тут ее затошнило. «Блядь!» — Алиса вскинула голову, втянула кондиционированный искусственный воздух жадными ноздрями и попыталась сосредоточиться на своем отражении в зеркале. Оно плыло и покачивалось. Дверь приоткрылась и кто-то вошел. «Привет!» — машинально сказала Алиса. «Привет, дорогая!» — Алиса увидела чей-то силуэт. Она открыла кран и, зачерпнув воды, умылась. Затем гордо откинув волосы, как делают все пьяные женщины, Алиса вновь посмотрела на себя в зеркало и с удивлением заметила, что вошедший — мужчина, и он стоит у стены напротив. Алиса мотнула головой, пытаясь отогнать наваждение. «Никита!» — сказала она вслух, но в прямоугольнике зеркала уже никого не было. «Бред! Какой тут может быть Никита, это ведь женский туалет!» — Алиса взяла золотую кредитку и вернулась к порошку. Тут дверь опять хлопнула. Алиса выругалась и подняла голову. В зеркале ей натянуто улыбалось лицо Оксаны Робски.