Зимняя коллекция смерти - [11]

Выше следовали места, заполненные страстными поклонниками марки — теми из них, кто удостоился сидений, — а также мелкими байерами, начинающими моделями, визажистами, стилистами, мерчандайзерами, продавцами, диджеями, фотографами и просто красивыми геями — чьими-то бой-френдами. Все они в массе образовывали гумусный слой мировой индустрии моды. Тут красок было еще больше, но вкуса и чувства меры уже меньше. Зато в глазах пылал искренний огонь неофитов, который давно угас в первом ряду и заметно ослаб в последующих двух. Гумусу все было интересно: и какая шляпка на великой Анне Пьядже, и кто тот мужчина в белом шарфе, которого тискает за ягодицы сама Азия Ардженто. За их спинами восторженно замер на цыпочках стэндинг. Чем многочисленней стэндинг — тем больший ажиотаж вызывает марка. «Там еще вполне много народу», — поцокал языком Алехин.

Между тем по залу пронеслась волна суеты. Крепкие юноши в черных костюмах и с микрофонами в ушах заняли свои места у проходов к подиуму, девочки из пресс-офиса побежали усаживать неугомонный первый ряд, прогонять светских фотографов и телекамеры, группа работников сцены стала сворачивать в рулон огромное полотнище полиэтилена, покрывавшее зеркальную поверхность подиума. «Бум-бум» нарастал, а шум голосов начал смолкать. В зале стало совсем темно и неожиданно тихо. Раздался вопль десятков фотографов, расположившихся на специальных лесах с торца подиума: «Legi!!! Legi!!! Legs!!! Legs!!!» — так они призывали первый ряд усесться поскромнее, чтобы ноги не попадали в кадр.

Грянул речетатив. Витиеватое послание от имени «их королевских величеств» Дина и Дена, в котором выражалась «высочайшая благодарность» различным изданиям за неизменную поддержку. Алехин с удовлетворением услышал название своего журнала. Потом загремела музыка, и сцену у истока подиума осветили десятки ярких прожекторов. На сцене стояли атлетичные юноши — один в белых облегающих боксерах и с полотенцем, наброшенным поверх мускулистых плеч, другой в белых лосинах, сапогах для верховой езды и красном коротком кителе с двумя рядами золотых пуговиц, на голове у него был шлем, а в руках, обтянутых белыми перчатками, толстый плетеный хлыст. Третий был полуголым, в низко сидящих джинсах, едва прикрывавших растительность на лобке, его жилистые предплечья стягивали широкие кожаные браслеты с серебряными заклепками. Следующий сидел на стуле в белых бриджах, коричневых литых сапожках, салатовом свитере с V-образным вырезом и вышитым гербом на груди. В руках у него была коричневая плетка.

Взорвалась ритмичная музыка — смесь Бриттена и поп-рока — и на подиум выступил парень в боксерах. Его мощное натертое маслом тело приковало к себе сотни взглядов, увесистое хозяйство нагло переваливалось слева-направо, пух, покрывавший атлетичные ноги, искрился в свете мощных софитов, движения были четкими и уверенными. Кен, вновь нацепивший черные очки, чтобы спрятаться от слепящего света, равнодушно проводил взглядом грузный круп, обтянутый белым хлопком, и в очередной раз констатировал, что в эру постфеминизма самые популярные мышцы находятся у мужчины сзади.

Алехин только что снимал этого парня для журнала, а потому знал, что его зовут Джейсон и он мечтает стать пожарным. Главному редактору «Джентльмена» было приятно, поскольку он в очередной раз поставил на модель, которая открывала показ в Милане, — а это в мире моды значило многое. Дойдя до конца подиума, будущий пожарный замер в кокетливой позе перед фотографами. Щелчки и шипение вспышек прорывались сквозь грохот музыки. Джейсон вильнул массивными ягодицами и отправился, откуда пришел. По подиуму зашагала шеренга прочих «lоок’ов», то есть моделей в разных образах. Стало ясно, что главная тема коллекции — британский дендизм с примесью садо-мазо. «Слава Богу, не ковбои», — буркнул Кен и ошибся. Денди медленно, но верно мимикрировали сначала в студентов колледжа, потом в сельских жителей, и наконец появились кожа, клетчатые рубашки, аляски и шляпы. Кену понравился только один look — парень нагловато посасывал пухлыми губами травинку, на нем была синяя дутая жилетка с красной подкладкой, а из кармана полуспущенных джинсов торчал красный шейный платок.

Затем на подиум выступила шеренга голых моделей в узких белых трусах с широкими резинками. От набычившихся вен, дутых квадрицепсов, полу-эрегированных членов — Кен знал, что мальчиков перед выходом заставляют немного поиграть с их «арматурой», — рябило в глазах. У нескольких моделей на шее болтались узкие черные галстуки — «голые и в галстуках, как в анекдоте про Василия Ивановича», — мысленно улыбнулся Алехин. Впрочем, это был известный стилистический прием, основанный на элементарном знании человеческой психики. Сами по себе трусы едва ли представляли какой-то интерес для мировой общественности: ну, трусы и трусы, — а в сочетании с галстуком этот банальный клочок материи имел шанс попасть в прессу. Необычно, останавливает на себе взгляд, — а значит, дизайнер не столько с дуба рухнул, сколько хотел донести до публики важный мессидж. Галстук — всего лишь восклицательный знак. Вы думаете, это трусы? Плюньте в глаза тому, кто так считает. Это не трусы, это ТРУСЫ — модный аксессуар, ножны и ковчег мужественности, лампа Аладдина и священный Грааль эпохи постфеминизма.