Зимняя Чаща - [47]

– Все в порядке, – отвечаю я и иду к печке. Огонь в ней пылает вовсю – очевидно, Сюзи уже подбросила в него дровишек. В голове у меня начинает тяжело пульсировать, яркие вспышки огня режут глаз.

– Где ты была? – спрашивает Сюзи.

– Так, нужно было просто выбраться из дома, – отвечаю я. Не знаю, почему я лгу, почему не хочу сказать ей, что ходила повидаться с мистером Перкинсом. Что нашла в куртке Оливера часы, принадлежавшие Максу. И что Оливер, как мне кажется, совершил нечто очень плохое.

Впрочем, нет, я знаю, почему не говорю Сюзи ничего. Потому что не уверена, что могу доверять ей.

Зато уверена, что она знает о Максе гораздо больше, чем говорит. И вообще обо всем знает гораздо больше.

Сюзи несколько раз моргает, кажется, ей надо бы еще поспать.

– Что-то не так? – спрашивает она. Сюзи чувствует, что что-то не так.

Но если разобраться, очень многое не так. Меня преследует костяной мотылек. В кармане Оливера оказались часы умершего парня. Случилось что-то очень плохое, но я не могу сказать, кто злодей, а кто просто испуган так же сильно, как я сама.

Я нервно верчу на пальце кольцо с лунным камнем.

– Ты была с ними в ту ночь? – спрашиваю я каким-то странно охрипшим голосом.

– Когда? – хмурится Сюзи.

– В ту ночь, когда умер Макс. А Оливер пропал.

Сюзи хмурится сильнее, у нее даже морщинки в уголках рта появляются.

– Нет, – отвечает она, отрываясь от кухонного стола. – Когда они уходили, я спала в койке Ретта.

– Но тебе известно, что они ходили на кладбище?

Сюзи складывает на груди свои костлявые руки и встает в защитную позу.

– Нет. И вообще, о чем ты толкуешь?

Из неряшливого пучка на голове Сюзи выбивается длинная прядь и падает ей на лоб.

– Ну хорошо. А когда они вернулись, ты должна была понять, что что-то случилось? – продолжаю настаивать я. – Заметить хотя бы, что с ними нет ни Макса, ни Оливера.

Сюзи делает вид, что пытается вспомнить, развеять сонный туман, окутавший ее мозги. Под ее правым глазом я вижу черное пятнышко: это размазалась во сне тушь – единственная косметика, которую она прихватила с собой.

– А почему ты спрашиваешь об этом? – неожиданно жестко отвечает Сюзи. Тон ее напоминает скрежет камня о камень. На оскалившихся белых зубах искрятся отблески огня.

«Спрашиваю потому, что меня преследует костяной мотылек, – хочется сказать мне ей. – Потому что боль у меня в висках никак не проходит».

Потому что нечто плохое приближается ко мне. Где-то за пределами моего зрения маячат черные пятнышки роковой судьбы, похожие на размазавшуюся тушь Сюзи.

Мы с Сюзи какое-то время смотрим друг на друга не дыша, ища правду. Высматриваем ложь в предательских морщинках вокруг глаз, которые всегда выдают ее.

«Никогда не доверяй тому, кто слишком часто моргает» – такое предупреждение записано в книге заклинаний.

– Я не знала, что кто-то пропал в ту ночь, – безразличным тоном говорит Сюзи, не дождавшись моего ответа. – Не следила никогда, кто где спит в этих хижинах.

Во мне вскипает гнев, начинает колотить своими крыльями мне под ребра. Теперь я совершенно уверена, что Сюзи что-то знает, но не хочет сказать. Я делаю шаг навстречу ей и говорю:

– Но ты же слышала, как парни говорят об этом? Что кто-то умер?

Сюзи поднимает плечи, поджимает губы.

– Да, слышала, наверное, – отвечает она. – Но, если честно, не обратила на это особого внимания. Меня гораздо больше волновало, что я застряла в этом лагере из-за снежной бури.

– Парень умер, а тебя беспокоило только то, что ты там застряла?

Она опускает руки и неожиданно жестко спрашивает:

– Ты думаешь, я имею к этому какое-то отношение?

– Просто хочу знать, что произошло тогда.

– И предполагаешь, что я лгу?

– У меня нет никаких оснований считать, что это не так.

Понимаю, что мои слова больно жалят, но не могу остановиться. Мне уже все равно, что обо мне подумает Сюзи. По-моему, я теряю контроль над собой. Похоже, я перестаю различать, что происходит передо мной на самом деле – мне кажется, что все от меня что-то скрывают, и от этого мне хочется кричать. Это мой лес, это место, где я всегда жила, но при этом я понятия не имею, что происходит. Костяной мотылек преследует меня, и все это началось с той ночи, когда я нашла в лесу Оливера. Я Уокер, которая не способна видеть правду.

Сюзи взмахивает рукой и сбивает на пол одну из маминых банок с медом. Банка с громким стуком разбивается, летят осколки стекла, а по половицам начинает растекаться липкая янтарная жидкость. Сюзи смотрит на нее с таким видом, словно готова извиниться, но затем поднимает на меня глаза и говорит:

– А зачем мне лгать?

Медовые лужицы медленно растекаются по полу, заполняют, словно жидкая грязь, все углубления и трещины в досках.

– Чтобы обмануть меня, – отвечаю я наконец, и звон у меня в ушах становится еще громче. – Чтобы выставить меня идиоткой. Потому что люди любят делать так, чтобы ведьма Уокер выглядела полоумной.

«Такие люди, как ты», – мысленно уточняю я. Люди, которые только притворяются милыми, но говорят чудовищные вещи за моей спиной. Люди, которые собираются в группы, куда нет доступа никому со стороны. Которые любят наблюдать, как другие страдают из-за сплетен.