Зимняя Чаща - [34]

– Вы говорите о парне, который умер? – осмеливаюсь спросить я.

От моих слов все дружно вздрагивают. Я тяжело сглатываю, чувствуя на себе сразу столько взглядов, и сразу понимаю, что я здесь в абсолютном меньшинстве. Пожалуй, не стоило мне сюда приходить, плохая это была идея. А сейчас над полянкой повисает напряженная тишина, даже деревья, кажется, склоняются ближе, внимательно слушают, шевелят ветками, пробуждаясь от снежного сна.

Мое сердце грохочет. Мой желудок сжимается в тугой узел.

Но затем Ретт говорит, переводя гневный взгляд на Сюзи:

– Что ты ей растрепала?

– Ничего, – поспешно отвечает Сюзи, разводя руки в стороны, желая показать, что она здесь ни при чем. – Да ты все равно ничего мне не рассказывал. Я знаю только то, что подслушала в лагере от других.

– Отлично, – криво усмехаясь, замечает Джаспер. Его вновь шатает, и он, с трудом удерживая равновесие, отступает на шаг назад от костра. По-моему, Джаспер уже набрался. – Значит, мы с вами уже в заднице.

– Я знаю только, что парень умер, и больше ничего, – качаю я головой.

А еще знаю, что той же ночью Оливер ушел в лес. И что я нашла его среди деревьев. А вчера он ходил вдоль озера на кладбище и стоял там у могилы Уиллы Уокер. И еще знаю, что в ту ночь, когда была снежная буря, случилось что-то очень, очень нехорошее.

Один парень выжил. Второй парень умер.

– Это был несчастный случай, – слегка заплетающимся языком произносит Джаспер, глядя на меня через костер. Брови у него подняты, голова слегка наклонена влево. Он хочет, чтобы я поверила ему. Пытается убедить меня, что это был всего лишь несчастный случай. И нечего об этом говорить. И думать об этом не надо. Занимайся, дескать, своим делом, отстань.

Но я не отстаю и продолжаю расспрашивать:

– Как он умер?

Ретт бросает обугленную палку в костер догорать.

– Тебе же сказали, что это был несчастный случай, – рычит он, снимая руку с плеч Сюзи. Злой. Пьяный. Он не хочет, чтобы я стояла здесь, возле их костра, и задавала вопросы.

Вновь над полянкой повисает напряженная тишина, и я понимаю, что, пожалуй, зашла слишком далеко. Ретт смотрит на меня, словно готов броситься и схватить за горло, лишь бы я замолкла. Внутренний голос все настойчивее требует, чтобы я повернулась и ушла… но я остаюсь на месте.

Джаспер откашливается, его вновь заносит влево, и он с трудом удерживается на ногах.

– Голосую за то, чтобы всем нам беспробудно пить, пока не расчистят дорогу, а затем… ко всем чертям отсюда, – он запрокидывает голову, в очередной раз прикладывается к бутылке, и у него начинают смыкаться глаза. – Когда я… напьюсь, мне все… по бар… барабану.

Вижу, как закатывает свои глаза Сюзи. Джаспер слишком сильно напился, и это начинает раздражать даже ее.

Снова короткое молчание, которое я нарушаю, задавая вопрос, который, наверное, лучше было бы придержать, но этого у меня не получилось.

– Что именно по барабану?

– Голоса, – поспешно, почти шепотом отвечает Лин, и делает это раньше, чем его успевает остановить Ретт. Глаза Лина смотрят на меня так, словно я должна догадаться сама, о чем он говорит. Словно лунная ведьма действительно может прочитать его мысли. Понять то, что он скрывает за плотно сомкнутыми губами.

И, быть может, я на самом деле знаю, что он имеет в виду.

Вспоминаю о тех звуках, которые я слышала, когда была маленькой. Они эхом доносились с кладбища – плачущие причитания, безумные завывания мертвецов. Как и все Уокеры до меня, мы слышим, чего не могут слышать остальные. И видим тоже.

Мое сердце бешено стучит в груди, холодок ползет вдоль спины, пересчитывая позвонок за позвонком.

– Что за голоса? – спрашиваю я. Мне нужно знать.

Лин моргает, долго жует губами, прежде чем решается сказать вслух.

– По ночам, в нашей хижине. Мы что-то слышим.

У Джаспера в руке что-то сверкнуло, привлекая мое внимание. Этот предмет похож на зажигалку – серебряную, блестящую. Да, так и есть. Зажигалка. Джаспер щелкает рычажком, смотрит на вспыхнувший язычок пламени, снова закрывает зажигалку и прячет ее в карман, будто ему не хочется, чтобы еще кто-то, кроме него, любовался этой изящной вещицей.

– И не только по ночам, – кашлянув, говорит Джаспер. – Я слышал это и днем тоже. В лесу. Словно это преследует меня.

– Что? Что преследует вас? – спрашиваю я, делая шаг вперед, ближе к огню.

Лин пожимает плечами, а Джаспер делает еще глоток виски из бутылки. Ретт смотрит на огонь – на его округлое лицо ложатся контрастные пятна света и тени. На мой вопрос никто из них не отвечает.

Возможно, они не знают. Или молчат потому, что боятся чего-то.

Чего-то, что они не могут увидеть.

А может быть, все это происходит лишь у них в головах. «Снежное безумие», как называла это бабушка. Холод имеет свойство заползать в сознание человека, гнездиться там и запускать свои ледяные щупальца в мысли, сбивая с толку, лишая рассудка. Рождает страх, который заставляет человека видеть то, чего нет на самом деле. Слышать то, чего не существует. Лес любит играть в такие игры.

Джаспер отшатывается от огня, лицо у него раскраснелось, как мак.

– Макс сам виноват, что все так получилось, – невнятно, пьяно бормочет он.