Зимний путь - [22]

Шрифт
Интервал

Обыденная работа мозга оскорбительна для самого понятия «интеллект» и не заслуживает звания мыслительной деятельности. Кайф же отличает высшая правота — она избавляет нас от пошлой банальности, вернув способность воспринимать любое явление по-детски остро.

Что-то многовато набралось в моей истории женщин, чьи имена начинались на букву «А»: Астролябия, Альенора, Артемида с ее храмом, Амели с ее башней. Эта наипервейшая буква алфавита, чью черноту отметил Рембо,[34] возникла тут не случайно. Гигантскому «А», пронзившему небо Парижа, суждено было вспыхнуть в огненном вихре моего желания.

И тогда уж никто не посмеет сказать, что моя любовь к Астролябии не обрела своего утоления. Сексуальный акт, в коем мне было отказано в этой комнате, свершится моими стараниями, когда я промчусь над городом на бреющем полете.

* * *

К восьми вечера обе молодые женщины «приземлились» в превосходном настроении. Альенора выглядела особенно счастливой и горячо обняла меня; я вытерпел ее слюнявые поцелуи в надежде, что их сотрут поцелуи Астролябии. Увы, моя возлюбленная повела себя более сдержанно.

— Ну как, понравилось тебе? — спросил я.

— Очень. Даже если твои намерения были сомнительны.

Глупышка — она не знала, что ее слова только укрепят меня в моем решении. Я мог бы ей сказать, что нравиться мне — значит сподобиться благодати и редкого везения, что нужно быть достойной этой чести. Но понял, что она просто рассмеется мне в лицо.

Мы спустились в бистро напротив их дома, и тамошний кускус пришелся нам весьма кстати. Женщины мои открыли для себя еще одно невероятное наслаждение — есть по завершении кайфа. Пища, освобожденная от комплексов вины и от запретов, которые порочат ее на протяжении тысячелетий, сама просится в рот, прыгает в него резво, как лягушка. Трудно даже представить себе, что можно встать из-за стола отяжелевшим. Трапеза превращается в веселую забаву.

Однако я участвовал в ней с меньшим энтузиазмом, чем мои спутницы. Трудно глотать еду, когда у тебя в животе целый самолет. Напрасно я боялся забыть о своем решении: мне стало ясно, что оно прочно обосновалось у меня в голове. Теперь я не успокоюсь, пока не совершу задуманное; я уже сейчас чувствовал себя бомбой с заведенным часовым механизмом.

И поведение Астролябии еще сильней подогревало мою решимость. Она рассказывала про свои видения с восторгом, казавшимся мне глуповатым. Разумеется, я знал, что все неофиты ведут себя именно так, но в данном случае это не находило во мне ни отклика, ни снисхождения.

На людей злишься чаще всего тогда, когда они ни в чем не виноваты. Сознавая всю несправедливость своей злости, я решил — не порвать с моей дамой, что лишь усугубило бы мою страсть, но отдалиться от нее. «Тысяча против одного, что она даже не заметит этого», — подумал я.

* * *

К чему усложнять себе жизнь?! Несколько лет назад я познакомился с неким Максимильеном Фигье, пилотом гражданской авиации. И теперь, позвонив ему, спросил без всяких предисловий, как управляют «боингом».

Он преспокойно ответил. Я записал его разъяснения, повторил эту информацию вслух, а потом задал главный вопрос:

— Как вы думаете, удастся ли мне пилотировать такой «боинг», если вы меня проинструктируете?

— Нет. Вам не повредили бы несколько сеансов на тренажере.

— А где можно найти такой тренажер?

Он указал мне и это, спросив напоследок с еле заметной иронией:

— Собираетесь переквалифицироваться в гражданского летчика?

— Нет. Пишу роман, где герой готовится захватить самолет. Спасибо, Максимильен.

К чему ломать голову над проблемами?! Я позвонил парню, работавшему с авиатренажерами, и сослался на Максимильена Фигье. Соблазненный перспективой участия в написании романа, он предложил мне зайти. Пока он объяснял мне принципы управления тренажером, я записывал. Завершив свою лекцию, он отобрал у меня ручку, исправил орфографическую ошибку, которую я только что сделал, и снисходительно заключил:

— Когда издашь свою книжицу, не забудь вставить мою фамилию в список благодарностей!

Причинить зло может кто угодно; достаточно поблагодарить тех, кто вам в этом помогает.

Бастьен — так звали этого типа — не отпустил меня до тех пор, пока не назначил несколько встреч, чтобы я мог самостоятельно поупражняться на тренажере.

— Иначе сразу будет заметно, что твой герой ни черта в этом не смыслит. Тут халтурить негоже.

Мне страшно понравилась отзывчивость, с которой эти люди отнеслись к моей инициативе. Разумеется, они даже не подозревали, что помогают преступнику. Интересно, как бы они себя повели, будь они в курсе?

Бастьен оказался прав: мои записи ровно ничего не стоили без практических занятий. Самому главному я обучился именно на авиатренажере. Никогда не увлекался видеоиграми, но тут я буквально прикипел к экрану.

Конечно, эти несколько тренировок не сделали из меня настоящего пилота. И все же теперь, хорош или плох мой замысел, я надеюсь, когда дойдет до дела, оказаться на высоте.

* * *

Неделю назад, покупая билет на сегодняшний рейс, я проверил, сколько денег осталось на моем счете: там лежало около 4000 евро: миллиардеру, конечно, и на недельку не хватило бы, но мне было вполне достаточно, чтобы покутить с размахом.


Еще от автора Амели Нотомб
Косметика врага

Разговоры с незнакомцами добром не кончаются, тем более в романах Нотомб. Сидя в аэропорту в ожидании отложенного рейса, Ангюст вынужден терпеть болтовню докучливого голландца со странным именем Текстор Тексель. Заставить его замолчать можно только одним способом — говорить самому. И Ангюст попадается в эту западню. Оказавшись игрушкой в руках Текселя, он проходит все круги ада.Перевод с французского Игорь Попов и Наталья Попова.


Словарь имен собственных

«Словарь имен собственных» – один из самых необычных романов блистательной Амели Нотомб. Состязаясь в построении сюжета с великим мэтром театра абсурда Эженом Ионеско, Нотомб помещает и себя в пространство стилизованного кошмара, как бы призывая читателяне все сочиненное ею понимать буквально. Девочка, носящая редкое и труднопроизносимое имя – Плектруда, появляется на свет при весьма печальных обстоятельствах: ее девятнадцатилетняя мать за месяц до родов застрелила мужа и, родив ребенка в тюрьме, повесилась.


Гигиена убийцы

Знаменитый писатель, лауреат Нобелевской премии Претекстат Tax близок к смерти. Старого затворника и человеконенавистника осаждает толпа репортеров в надежде получить эксклюзивное интервью. Но лишь молодой журналистке Нине удается сделать это — а заодно выведать зловещий секрет Таха, спрятанный в его незаконченном романе…


Аэростаты. Первая кровь

Блистательная Амели Нотомб, бельгийская писательница с мировой известностью, выпускает каждый год по роману. В эту книгу вошли два последних – двадцать девятый и тридцатый по счету, оба отчасти автобиографические. «Аэростаты» – история брюссельской студентки по имени Анж. Взявшись давать уроки литературы выпускнику лицея, она попадает в странную, почти нереальную обстановку богатого особняка, где ее шестнадцатилетнего ученика держат фактически взаперти. Чтение великих книг сближает их. Оба с трудом пытаются найти свое место в современной жизни и чем-то напоминают старинные аэростаты, которыми увлекается влюбленный в свою учительницу подросток.


Серная кислота

Сюжет романа «Серная кислота» разворачивается в суперсовременном концлагере, созданном по образу и подобию нацистских для небывалого телешоу. Лагерь, однако, вполне реальный, с казнями и истязаниями в прямом эфире. Взоры публики прикованы к двум участницам – прекрасной узнице и звероподобной надзирательнице. Мастер абсурда и парадокса Амели Нотомб делает их противостояние захватывающим – недаром этот сюжетный ход стал ее фирменным знаком и принес ей мировую славу.


Страх и трепет

«Страх и трепет» — самый знаменитый роман бельгийки Амели Нотомб. Он номинировался на Гонкуровскую премию, был удостоен премии Французской академии (Гран-при за лучший роман, 1999) и переведен на десятки языков.В основе книги — реальный факт авторской биографии: окончив университет, Нотомб год проработала в крупной токийской компании. Амели родилась в Японии и теперь возвращается туда как на долгожданную родину, чтобы остаться навсегда. Но попытки соблюдать японские традиции и обычаи всякий раз приводят к неприятностям и оборачиваются жестокими уроками.


Рекомендуем почитать
Дурные деньги

Острое социальное зрение отличает повести ивановского прозаика Владимира Мазурина. Они посвящены жизни сегодняшнего села. В повести «Ниночка», например, добрые работящие родители вдруг с горечью понимают, что у них выросла дочь, которая ищет только легких благ и ни во что не ставит труд, порядочность, честность… Автор утверждает, что что героиня далеко не исключение, она в какой-то мере следствие того нравственного перекоса, к которому привели социально-экономические неустройства в жизни села. О самом страшном зле — пьянстве — повесть «Дурные деньги».


Дом с Маленьким принцем в окне

Книга посвящена французскому лётчику и писателю Антуану де Сент-Экзюпери. Написана после посещения его любимой усадьбы под Лионом.Травля писателя при жизни, его таинственное исчезновение, необъективность книги воспоминаний его жены Консуэло, пошлые измышления в интернете о связях писателя с женщинами. Всё это заставило меня писать о Сент-Экзюпери, опираясь на документы и воспоминания людей об этом необыкновенном человеке.


Старый дом

«Старый дом на хуторе Большой Набатов. Нынче я с ним прощаюсь, словно бы с прежней жизнью. Хожу да брожу в одиноких раздумьях: светлых и горьких».


Аквариум

Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.


И вянут розы в зной январский

«Долгое эдвардианское лето» – так называли безмятежное время, которое пришло со смертью королевы Виктории и закончилось Первой мировой войной. Для юной Делии, приехавшей из провинции в австралийскую столицу, новая жизнь кажется счастливым сном. Однако большой город коварен: его населяют не только честные трудяги и праздные богачи, но и богемная молодежь, презирающая эдвардианскую добропорядочность. В таком обществе трудно сохранить себя – но всегда ли мы знаем, кем являемся на самом деле?


Тайна исповеди

Этот роман покрывает весь ХХ век. Тут и приключения типичного «совецкого» мальчишки, и секс, и дружба, и любовь, и война: «та» война никуда, оказывается, не ушла, не забылась, не перестала менять нас сегодняшних. Брутальные воспоминания главного героя то и дело сменяются беспощадной рефлексией его «яйцеголового» альтер эго. Встречи с очень разными людьми — эсэсовцем на покое, сотрудником харьковской чрезвычайки, родной сестрой (и прототипом Лолиты?..) Владимира Набокова… История одного, нет, двух, нет, даже трех преступлений.


Да будет праздник

Знаменитый писатель, давно ставший светским львом и переставший писать, сатанист-подкаблучник, работающий на мебельной фабрике, напористый нувориш, скакнувший от темных делишек к высшей власти, поп-певица – ревностная католичка, болгарский шеф-повар – гипнотизер и даже советские спортсмены, в прямом смысле слова ушедшие в подполье. Что может объединить этих разнородных персонажей? Только неуемная и язвительная фантазия Амманити – одного из лучших современных писателей Европы. И, конечно, Италия эпохи Берлускони, в которой действительность порой обгоняет самую злую сатиру.


Пурпурные реки

Маленький университетский городок в Альпах охвачен ужасом: чудовищные преступления следуют одно за одним. Полиция находит изуродованные трупы то в расселине скалы, то в толще ледника, то под крышей дома. Сыщик Ньеман решает во что бы то ни стало прекратить это изуверство, но, преследуя преступника, он обнаруживает все новые жертвы…


Мир глазами Гарпа

«Мир глазами Гарпа» — лучший роман Джона Ирвинга, удостоенный национальной премии. Главный его герой — талантливый писатель, произведения которого, реалистичные и абсурдные, вплетены в ткань романа, что делает повествование ярким и увлекательным. Сам автор точнее всего определил отношение будущих читателей к книге: «Она, возможно, вызовет порой улыбку даже у самого мрачного типа, однако разобьет немало чересчур нежных сердец».


Любовь живет три года

Любовь живет три года – это закон природы. Так считает Марк Марронье, знакомый читателям по романам «99 франков» и «Каникулы в коме». Но причина его развода с женой никак не связана с законами природы, просто новая любовь захватывает его целиком, не оставляя места ничему другому. Однако Марк верит в свою теорию и поэтому с затаенным страхом ждет приближения роковой даты.