Зимний маршрут по Гыдану - [8]

— Тихо!

Следовал осторожный удар.

— Слушай, — обратился я к тому же мальчику, с которым беседовал об игре младшей команды, — почему здесь маленькая девочка играет с большими?

— Из третьего «а», — уточнил мой консультант. — Потому что лучше всех играет. Лучше всех третьеклассников и четвероклассников. Чего ей с ними делать!

В этом тоже была своя логика, которая совсем не вязалась со спортивными канонами.

— Ну, а вообще как вы решаете, кому с кем играть? — спросил я и сразу же почувствовал всю глупость своего вопроса.

— По смыслу, — ответил мальчик, с недоумением глядя на меня.

Специально для иностранцев. Каждый раз, когда мне случается встречаться с зарубежными деятелями, занимающимися Севером, они меня спрашивают доверительно: «Скажите, пожалуйста, мистер… (или герр… — мсье, синьоров и т. д. проблемы Севера интересуют реже), они (то есть народы Севера) все-таки вымирают? А если честно?»

Предельно честно: народы Севера прибавляются в численности. И довольно ощутимо. Передо мной лежит простейшая таблица, где я выписал все годы от 1880-го до 1973-го. Две страницы, напечатанные на машинке, заполнены тощей вертикальной линией цифр. Против каждой даты — число людей, родившихся в этом году. Естественно, что для давних дат мы можем найти только количество оставшихся в живых, а не рожденных вообще. Это понятно. К тому времени, когда мы можем проверить, сколько родилось, а сколько выжило, цифровой поток нарастает. Темп нарастания лавинообразен. На тысячу семьсот с чем-то человек в 1973 году прирост составил около семидесяти человек. («Около» — потому что был еще не конец года.) Все это грубо, неточно, но достаточно выразительно. Около пятисот человек, у которых могли быть дети, произвели на свет около семи десятков человек. Из двухсот пятидесяти брачных пар родила каждая третья. Всего этого вполне достаточно, чтобы вопрос о вымирании был похоронен.

Гыданская школа — одна из лучших в Ямало-Ненецком национальном округе. Штат — сорок учителей, число учеников — более полутысячи. История школы начинается в 1935 году.

Чум старика Нымю стоял на Черном мысу в Гыданской губе. Лето выдалось хорошее, рыба сама лезла в сети. Нымю рыбачил каждый год на одном и том же месте, и Черный мыс редко обманывал его. По последнему снегу старик уходил все дальше и дальше на Север, к побережью Ледовитого океана, пока не достигал своего любимого места. Здесь и комара было поменьше, и тальника хватало, и рыба шла хорошо.

Старик пришел с берега, принес десять крупных рыб. Жена положила их на нарты и стала потрошить — делать юколу. Старик уселся рядом чинить снятые сети. Сети были старенькие. Крупная рыба рвала размокавшие, слабые нити. Приходилось каждый день ковырять иглой, чинить прорехи. Сети эти были еще отца Нымю. Отец связал их сам, распустив на нитки кули. Кули привез как-то купец-зырянин. Взял за каждый куль песца. Отец радовался. Два куля надо было на одну сеточку-кормилицу. Даром он получил эти сети.

— Опять мучиться будешь? — спросила жена, когда Нымю растянул сеть на вешалах для юколы, — Чего глаза себе портишь? Тебе же фактории начальник дал сети. Еще даст.

Нымю не ответил. Он внимательно рассматривал прорехи, собирая сеть на поплавки. Потом крикнул в чум сыну Аси:

— Парень, принеси талины!

Аси выпрыгнул из чума, держа несколько ровных прутьев. Молодой парнишка, спокойно ходить не любит, все бегает да прыгает. Все хочет победить на весеннем празднике, когда оленные люди собираются, через нарты прыгают.

— Теперь камней принеси, — проворчал Нымю, разложив тальник. Парень вихрем скатился на берег и также бегом принес несколько увесистых кремневых желваков.

— Пойду, может, гуся принесу, — попросил парень.

Надо было давать ему берданку и патрон. Нымю размышлял: стоит ли целый патрон тратить на гуся?

— Дай ему патрон, — попросила жена. — Ты же на фактории можешь много взять патронов. Чего жалеешь?

Правда. С патронами давно уже совсем хорошо. На фактории их дают много. Столько раньше у купца не купить было. Однако и попусту их тратить все равно нельзя.

— Ладно, — решил старик.

Парень с берданкой быстро пошел за мыс, в сторону озер, где гуси водились так же надежно, как патроны на фактории. Старик смотрел, как легко идет сын, и улыбался. Один остался парень. А всего было десять, сколько пальцев на руках. Умерли. Один Аси остался.

Старик стал не спеша сгибать тальник, поглядывая на все уменьшавшуюся фигуру сына. Он свертывал гибкие прутья в кольца, куда свободно проходил кулак. Потом он одним движением косо срезал прутья от середины к концу и накладывал срезанные части друг на друга так, что сложенные концы тальника были не тоньше и не толще остальной части. Соединение старик тщательно обматывал ремешком. Потом он брал камень, обертывал его куском шкуры от старого нюка — покрытия чума. Концы шкуры завязывал на кольце. Получалось грузило.

Парень поднялся на хребтик, проходящий по середине мыса, и остановился. Нымю видел: он будто замер, потом побежал обратно к чумам. Старик встал в тревоге и недоумении. Сын вел себя так, как будто увидел что-то необычное. Его мать тоже бросила чистить рыбу и замерла.