Зимний маршрут по Гыдану - [6]

— Вот смотрите, — показывает Владимир Николаевич, — у нас раньше кабаки служили топографическими ориентирами. Администрация так и записывала домовладения и адреса: «Возле такого-то кабака». Тридцать с лишним кабаков было на наш маленький Тобольск. А названия! Вон там, где Московский тракт входит в город, — «Отряси ноги». Мимо «Отряси ноги» шел в тобольскую каторгу Николай Гаврилович Чернышевский. Дальше, вон там, где церковь Сретенья, сразу несколько: «Мокрый», «Подкопай», «Скородум», «Бутырки»… Да все враз и не вспомнишь. А вон дом, в котором жил Алябьев, сибирский соловей… А вон гимназия, где учился Дмитрий Иванович Менделеев.

— Кстати, в одной из витрин музея хранится стеклянная посуда, которая делалась на стекольном заводе во времена детства Дмитрия Ивановича. Заводом управляла его мать. Здесь, наверное, началось и увлечение его наукой… Ну, а теперь посмотрим могилы.

На кладбище было сыро. Голые березы по-осеннему белели на фоне синего неба. Некоторые деревья упали от старости. Дорога вела мимо церкви. Не доходя до нее, остановились. Простая плита. Надпись гласит, что здесь покоится тело Вильгельма Карловича Кюхельбекера. Рядом безымянный деревянный крест, глубоко вошедший верхушкой в тело древней березы.

Сколько же здесь лежит людей, которые проходили в кандалах по Московскому тракту и которых не забывают до сих пор! Земля здесь заполнена покойниками, как диск солдатского автомата патронами. Память о любом из них и доселе ранит сердце каждого, кому дорога Россия.

Уезжали ранним утром. Собственно говоря, от Тобольского причала и началась наша Гыданская экспедиция. Наконец пришлось ощутить за спиной тяжесть рюкзаков.

Увозили сувенир — прекрасную книгу о Тобольске Д. Копылова и Ю. Прибыльского. По этой книге можно учить людей тому, как надо знать и любить родную землю, ее прошлое и ее будущее.

Мы сбросили рюкзаки на корме речного трамвайчика. С реки несло холодом. Трамвайчик побежал мимо огромных штабелей бревен, гор ящиков, мимо складов, стоящих на приколе судов. Навигация заканчивалась. Несколько ближних рейсов — и на покой.

Мы смотрели на панораму старой сибирской столицы. Над отлогой подгородной частью, казалось, все выше и выше поднимается холм с белоснежным кремлем. Потом холм слился с небом и кремль один воспарил в осеннем воздухе.

Судно повернуло в Тобол. Пристань. Все.

— Добрый город. Голод был — нам помогал, — сказал старик Аси.

Это он двадцатый год вспомнил, когда тоболяки возили соль и продукты в Обскую губу, а оттуда эти товары расходились по всей тундре. А сколько тоболяков строило на Севере новое общество? И Ямал, и Гыдан многим обязаны городу Тобольску. Скоро здесь появятся свои, коренные, моряки. Ребята с Гыданского полуострова. Их тоже сделает моряками город Тобольск. А ныне через Тобольск прошло большинство тех, кто является специалистами Гыданского рыбозавода.

4

Иногда приходится слышать: «Он рано потерял родителей и потому не смог получить надлежащего образования». Для «материка» это справедливо. Человек, рано оставшийся без родителей, как правило, идет работать. Получить образование, высшее, разумеется, ему сложнее, чем сверстнику, у которого есть заботливые папа и мама.

На Гыдане все наоборот. Если человек потерял родителей, то среднее специальное или высшее образование ему обеспечено. Здесь нет людей, у которых вообще не нашлось бы родственников. У одних побольше, у других — поменьше. Меньше полутора сотен сородичей у представителя любого рода не бывает. У некоторых до полтысячи родных. И отношения между родичами здесь особые, определенные традициями многих поколений. Однако родственники все же не отец с матерью. Тут часто играет роль не столько отношение многочисленных дядей и тетей к сироте, сколько возросшие права школы на него. Дети здесь приходят семи лет в нулевой класс интерната и уходят из школы восемнадцатилетними. Большинство после выпускного бала прыгает на нарты и по последнему снегу мчится в тундру. Ребята едут домой, к родным, к оленям, к той жизни, которую ждали десять школьных лет. Школу любят, к школе сохраняют привязанность, но начинается жизнь, достойная настоящих тундровиков.

Те, у кого не осталось родителей, переживают иные чувства. Есть та же тундра, есть родные, но нет ничего роднее школы, никого ближе учителей. Учителя говорят: «Надо учиться дальше». Эти слова — родительские. Листаю посемейные списки и все время натыкаюсь на эту закономерность: потерял родителей — техникум или институт обеспечены.

Школа в Гыде стоит на краю поселка. Просторный одноэтажный дом из бруса построен сравнительно недавно. Стены его еще не потемнели и отсвечивают прелестным медовым цветом.

Здание школы имеет форму буквы «П». Длинник разбит на классы и кабинеты. В боковых пристройках — актовый и спортивный залы. В нескольких десятках шагов от школы стоит двухэтажный дом — интернат. Это по существу спальня. Вся ребячья жизнь в школе.

Школа начинается далеко от здания. За полсотни метров слышен крик и визг ребятишек. Перед школьным зданием небольшая площадка. Квадрат, образованный отопительными коммуникациями. Трубы отопления здесь запрятаны в деревянные короба. Короба лежат прямо на земле. В некоторых местах через них устроены переезды — эстакады местного значения. По мосткам можно проезжать не только на оленях, они выдерживают и вездеход. Трактор, однако, их объезжает. А оленьи упряжки и лошадки, тянущие бочку с водой, форсируют их свободно. Переезды устроены «по английскому образцу». Они образуют прямые углы с коробами, но поставлены не шаблонно, а расположены там, где жителям перебираться через них целесообразнее. Я спросил поселкового «мэра» о принципах, которыми руководствовались строители, и он пояснил: «Посмотрели, где чаще лазить приходится, и сделали».