Зимний Мальчик - [68]

— Значит, её, наконец, достроили, — заключила Бочарова. — А почему российской, а не советской?

— Не знаю. Всю советскую культуру Австралия, пожалуй, не осилит. Потому и частями. Российскую, эстонскую, туркменскую… Не знаю.

— А мне, Чижик, ничего не говори, — сказала Ольга. — Не люблю подгонять задачу под ответ. Шутки шутками, а вдруг ты и в самом деле провидец?

Мы ещё посидели, всё допили, всё доели, и стали собираться. Ольга с Надеждой возвращались в город: сессия надвигалась, и заниматься лучше в городе, особенно анатомией. Как без анатомички?

Я сложил их чемоданы и сумки в багажник, и мы тронулись. Шишикин со мной спереди, Лиса и Пантера на пассажирском диване.

Сначала завезли Бочарову. Потом Стельбову. У дверей я сказал Ольге:

— Шутки шутками, а нас выдвинули на премию Ленинского Комсомола. Сведения из надежных источников.

— Ясновидец ты наш, — сказала Ольга, забрала чемодан и ушла.

Шишикина я довез до общежития, хотя он и норовил вылезти у трамвайной остановки.

— А почему мулатка? — не удержался он.

— Это ты у себя спрашивай. Что увидел, то и сказал. Симпатичная, если хочешь знать моё мнение.

И уехал. Вечер в мае долгий, неспешный, так же неспешно ехал и я.

С Шишикиным, я думаю, было так: Нина Гуриели предпочла а) выбрать Вахтанга, благополучного грузина б) быть послушной дочкой уважаемых родителей с) остаться жить в Тбилиси, а не отправляться в далекий Черноземск. Порознь или все три предпочтения вместе. Но поначалу то ли из романтических, то ли из каких других чувств выдумала историю о том, что готова выйти за Игната. В надежде, что у Игната не окажется денег на свадьбу-женитьбу. Тогда бы вся ромеоджульеттовская вина легла на Шишикина, а она, по Пушкину, «другому отдана и будет век ему верна».

Ну, а теперь… Что теперь? Теперь Шишикин винить себя не будет, и это уже хорошо. Вернул деньги полностью и сразу — тоже хорошо для самооценки. Ну, и, думаю, ещё упорнее будет вгрызаться в науку. Не отвлекаясь на Нину. А то привез бы сюда грузинскую девушку, в бедность, в неустрой, на многие годы… Даже подумать грустно.

А ужин на фарфоре и серебре, в смокинге и с красавицами задаст Шишикину стартовое ускорение. Он захочет сам жить так же, и даже лучше. И будет стараться.

Хотя все эти догадки несерьезны. Да ведь в том и прелесть догадок.

А Берлин, что Берлин. Быть может, к две тысячи второму году ГДР войдёт в состав Советских Социалистических Республик. Или даже Коммунистических Республик. Вместе с Эфиопией.

Мдя…

Когда я вернулся домой, Вера Борисовна уже прибрала, посуду вымыла и вернула в буфет, а сама ушла к себе. Живет она недалеко, минут десять неспешной ходьбы. А где мои полчаса, прописанные профессором Петровой?

И я погулял. Невысоко и недалеко. А потом отжался, принял душ, подышал на балкончике и лёг спать.

Ночью же сны мои темны и угрюмы. Большей частью. Вот и в эту ночь я метался по аэропорту в поисках терминала, с которого будет отправляться рейс на Омск. И аэропорт небольшой, и множество светящихся надписей загораются и гаснут, да вот беда — это иероглифы. Китайское письмо. Неужели я в Китае? Что я в нём забыл? Кругом славянские лица, но, в ответ на мои вопросы все улыбаются, складывают ладошками друг к другу руки, снова улыбаются, кланяются, опять улыбаются и говорят сладкими голосами «моя твоя не понимая». А время идёт, и я совершенно уверен: не улечу в Омск сейчас — останусь в Китае навсегда.

А навсегда оставаться в Китае не хочется, хотя все, находящиеся в аэропорту, выглядят довольными и счастливыми. И я знаю: останусь и тоже буду довольным и счастливым. Но отчего-то боюсь этого пуще смерти.

Наконец, вижу стрелку на стене и надпись «На Омск!!!»

Бегу, но очевидно, что бегу по кругу, всё время на глаза попадается эта стрелка.

Так, никуда и не добежав, открыл глаза. Без десяти три пополуночи. Это я удачно проснулся.

Поднялся в мезонин, вышел на балкон. Небо звездное, погода лётная, так чего же я волнуюсь? Доберусь я до города Омска, доберусь.

Неужели мне так важно выступить на чемпионате России? И почему его решили провести так далеко? Не в Курске, не в Смоленске, не в Черноземске, в конце концов?

Ладно, чего гадать. Хорошо, в нашем городе прямой рейс. Вернее, Черноземск — промежуточная точка маршрута Кишинев — Черноземск — Челябинск — Омск.

Широка страна моя родная!

Я выпил полстаканчика «боржоми» и пошёл досыпать.

И при чём здесь Китай? Инстинкт?

Глава 21 СЕРАЯ ГВАРДИЯ

20 мая 1973 года, воскресенье

На улицах Омска — белым-бело. И ветер, южный ветер казахских степей, снова и снова кружит эту белую нечисть, кружит и бросает в лицо, мешая дышать, видеть, слышать, а захочется есть — то и есть.

Не снег, если бы снег.

Тополиный пух.

Ну не люблю я тополиный пух. Совершенно. Сами тополя ещё так-сяк, а пух не могу терпеть.

А куда деться?

И ведь нарочно эти тополя насажали. Прежде, говорят, Омск был местом серым, грязным, а сегодня просто город-сад, вот только в саду растут не вишни с грушами, не липы, не клёны, а тополя. Почему не дубы? Впрочем, дубы тоже есть, но среди тополей они теряются. Дубы — и теряются!

С другой стороны, пух полетает-полетает, да и сядет, в июле о нём и забудут до следующего года. А тополя останутся. По счастью, я осмотрителен и запаслив, и потому иду сейчас в летнем плаще, сиречь пыльнике. И в шляпе.