Зимний Мальчик - [32]

Такое вот откровение.

Ничего, не запугаешь! Мы еще переломим судьбу о колено!

С таким настроением я проснулся и пошёл в душ.

Девушки решили всю пятницу посвятить магазинам, а я… Я пойду в Третьяковку, в палеонтологический музей, в кино, наконец. А вечером все мы отправимся восвояси, теперь уже не фирменным поездом, а простым. Андрей Николаевич останется, у него дела государственные, а мы уедем. Нас ждёт учёба.

Купе я опять выкупил целиком.

Глава 11 КОМСОМОЛЬСКОЕ СОБРАНИЕ

29 декабря 1972 года, пятница

Наш препод, Михаил Михайлов, дело своё любил и знал. Не замыкался в сером томике «Истории КПСС», а охотно выходил за рамки.

Мне предмет нравился. Просто и без утайки нам рассказывали, как развалить империю. Конечно, только внешнюю канву процесса, но по капле воды проницательный человек может догадаться о существовании океана. Это не я сказал, это сказал Шерлок Холмс.

— Разрешите вопрос, — поднял руку Сеня Юрьев.

— Если по теме занятия — пожалуйста.

— Вот вы, Михаил Михайлович, говорите о роли личности в истории, — начал Сеня.

— Это не я говорю, это Плеханов. А расширил понятие Владимир Ильич Ленин в работе, которая так и называется «О роли личности в истории», и которую вы должны были законспектировать к сегодняшнему семинару.

— Я конспектировал, конспектировал, — Сеня потряс толстой, в девяносто шесть листов, общей тетрадью. — И как раз по этому поводу вопрос. Ленин в седьмом году с огромным риском для жизни по льду бежал в Финляндию.

— Положим, не бежал, а шёл, — поправил МихМих.

— Не суть. А если бы он провалился под лёд и погиб? Что стало бы с партией, с революцией, с Россией?

— Один умный человек, профессор Карл Хемпе, однажды сказал: «Die Geschichte kennt kein Wenn», то есть История не знает слова «если». Не таким был человеком Владимир Ильич, чтобы уйти под лёд.

— Но всё-таки, всё-таки?

МихМих усмехнулся:

— Думаете, вы первый задаёте этот вопрос? Не первый. Его и я задавал в ваши годы, и тоже не был первым. А ответ на него дал Салтыков-Щедрин, — он прикрыл глаза, припоминая:

«К услугам мечтателя найдётся не мало тем, столь же интересных и уж до такой степени безопасных, что даже цензор — и тот с удовольствием подписал бы под ними: „Мечтать дозволяется“. Во-первых, есть целая область истории, которая представляет такой неисчерпаемый источник всякого рода комбинаций, сопряженных с забытьём, что самый мечтательный Писатель — и тот не может вычерпать его до дна. Возьмите, например, хоть следующие темы:

— Что было бы, если б древние новгородцы не последовали совету Гостомысла и не пригласили варягов?

Где был бы центр тяжести, если б вещий Олег взял Константинополь и оставил его за собой?

Какими государственными соображениями руководились удельные князья, ведя друг с другом беспрерывные войны?

На какой степени гражданского и политического величия стояла бы в настоящее время Россия, если б она не была остановлена в своем развитии татарским нашествием?

Кто был первый Лжедмитрий?

Если б Петр Великий не основал Петербурга, в каком положении находилась бы теперь местность при впадении Невы в Финский залив, и имела ли бы Москва основание завидовать Петербургу (известно, что зависть к Петербургу составляет историческую миссию Москвы в течение более полутора веков)?

Попробуйте заняться хоть одним из этих вопросов, и вы увидите, что и ваше существо, и вся природа — всё разом переполнится привидениями. Со всех сторон поползут шепоты, таинственные дуновения, мелькания, словом сказать, вся процедура серьезного исторического, истинно писательского исследования».

И, помолчав, МихМих добавил:

— Теперь вам, надеюсь, ясно, что всякие «если бы, да кабы» годятся разве для сочинителей фантастической литературы? А вы, как врач, должны стоять на прочной платформе марксистко-ленинского мировоззрения.

Потрясенный Сеня сел.

В перерыве меня нашел старшекурсник Сколков. Я с ним пару раз встречался за доской, ещё года три назад. Перворазрядник без звёзд. Он, оказывается, поступил в медицинский, как и я. Вернее, я, как и он.

— Чижик, тебя заведующая кафедры вызывает!

— Какой кафедры? — спросил я Сколкова.

— Вестимо какой, физвоза!

Физвоз — это физическое воспитание. Оно, физическое воспитание, на кафедре всё больше теоретическое. Работают над обоснованием нормативов ГТО, над методами подготовки физкультурников и спортсменов, изучают влияние физической культуры на здоровье. А мы, студенты, что-то вроде кроликов. Опять же теоретически. Легкую атлетику, всякие прыжки-догонялки, мы пропустили: сентябрь и половину октября колхоз, а потом какая легкая атлетика по нашему климату?

На двери табличка: «профессор Петрова Л.В.». Значит, мне к профессору.

Я постучался, вошёл.

За столом (тот ещё стол) сидела дама в строгом костюме. Оторвавшись от чтения журнала (как бы и не «Здоровья»), она посмотрела на меня поверх очков:

— С чем пришли, молодой человек?

— Передали, что меня желают видеть. Здесь и сейчас.

— Вы — Михаил Чижик?

— Да.

— Проходите, садитесь, — она показала рукой на стул рядом со столом. Стул тоже был тот ещё. Кафедра у руководства института, похоже, в золушках. Или просто люди, занятые Делом, не обращают внимания на мебеля.