Зимний Мальчик - [20]

— Я всегда такой, — ответил я.

— Костюмчик в Москве отхватил? — продолжила Бочарова.

— В Москве, — согласился я.

— В ЦУМе?

— Вроде того.

Я и в самом деле принарядился. Дело было так: маменька и Галя решили, что негоже мне на репетиции и вообще ходить оборвышем, нужно приодеться. И меня повели в какой-то магазин не для всех. Им забава, живую куклу нарядить. А я что, нужно, значит, нужно. Два костюма — серый югославский и синий польский, две пары туфель — Чехословакия, брат. Ну, и по мелочам Одних галстуков шесть штук. Хорошо, я при деньгах был, дедушкин конвертик взял. Это так, разминочка, сказала Галина Леонидовна, то есть Галя. К премьере подыщут что-нибудь особенное. Из Лондона и Парижа.

— А галстук ты сам завязываешь, или он у тебя на резинке?

— Сам, — кротко отвечал я.

— И бабочку можешь?

— И бабочку.

Я и в самом деле примеривался, не повязать ли бабочку, но потом решил, что слишком уж по-детски это будет. А я и так не старый. На вид.

Торжественная часть завершилась, и сразу, без перерыва, начался концерт. Самодеятельность во всех её проявлениях. Стараются.

— А ты бы так мог? — не унимается Надежда в перерыве.

— Вряд ли, — чистосердечно отвечаю я.

— Ну, так уж и не мог бы, — сомневается Бочарова.

— Он хочет сказать, что это не его уровень. Орлы мух не клюют, — подала голос Ольга. Сегодня она молчалива и грустна. Чудо-аппарат местного светила выдает чудеса пониженной чудесатости, и нога по-прежнему окружена ажурной конструкцией. Ну, и костыли, как без костылей с такой ногой. Так что праздник для Стельбовой тот ещё. Но, видно, её папенька настоял на присутствии. Политика. Пусть все видят, что в битве за урожай все равны, а некоторые даже и здоровье не жалеют на общее благо.

— Ты в самом деле Орел?

— Я Чижик, и с меня довольно.

Тут перерыв окончился, и вторую часть отдали целиком достопримечательности нашего института, группе «Медпункт». Второй в городе среди институтских. А институтов — девять, так что второе место — успех. Серебряный ярлык.

Особо нас не баловали. Спели четыре песни — и на том концерт кончился.

— А ты, Чижик, на гитаре играть умеешь? Или только на рояле?

— Умею и на гитаре. В меру.

— Ну… — Бочарова явно что-то затевала. Её выбрали комсоргом группы, но ей нужно большего. Хочет стать комсоргом курса. Для начала. Для этого нужно показать активность. Проявить организаторские способности. А художественная самодеятельность хороша чем? Художественная самодеятельность хороша тем, что всякому видна.

Все пошли в вестибюль, где намечались танцы. А мы не спешили. Ольге было явно не до танцев, а бросать её как-то неудобно было.

— Ты танцевать умеешь? — опять спросила Бочарова. Вдруг я отвечу «нет».

— Обижаешь.

— Умеешь, значит?

— Танго, вальс, фокстрот, пасадобль, румба. И другие.

— Ты серьезно? Просто из другого века человек. Играешь, поёшь, пасадобли с фокстротами знаешь.

— Умею, — поправил я. — Ничего удивительного, когда родители — артисты музыкального театра. Был бы сыном полка — умел бы портянки наматывать.

Наступила неловкая пауза.

— Вы идите, развлекайтесь, — сказала Ольга, — а я поковыляю домой, — и она взялась за костыли.

— Да я тоже домой пойду, — Бочарова хотела быть с Ольгой в одной лодке.

— Тебе-то зачем домой, время детское.

— Вот что, дамы, если вы однозначно не желаете продолжить веселье тут, предлагаю продолжить веселье там.

— Где — там?

— В нашем музыкальном театре. Успеем на второе действие. «Летучая мышь», весёлая оперетта. И буфет хороший для хороших людей. С артистами познакомлю, уж они насчет пасадоблей большие доки.

Мы вышли из «Полтинника», и я подогнал «ЗИМ».

— Поехали!

Экспромт этот был заранее подготовлен и согласован и с театром и, главное, с Андреем Николаевичем. Тот сам попросил развлечь Ольгу, чтобы она не чувствовала себя обделенной.

Развлек. Оперетта чудесная, игра артистов из литерной ложи смотрелась великолепно, а затем меня со спутницами позвали на артистические посиделки, с шампанским, мороженным и киевскими котлетами. Артисты были в меру раскованы и в меру внимательны, понимая, что дочь первого секретаря обкома — всем зрителям зритель.

Я, увы, не пил, но в остальном не стеснялся и даже изобразил танго и фокстрот с Лизаветой, звездочкой кордебалета.

Было весело.

Барышень я развёз уже заполночь — сначала Наталью, потом Ольгу — она теперь жила на городской квартире. Обеих сдал с рук на руки. И с пустыми, но чистыми руками поехал домой, в Сосновку.

С каждым километром радостное настроение покидало меня, а когда я зашел в дом, то и вообще засомневался, был ли оно, весёлое настроение.

Впереди ночь, и нужно спать. А страшно. Уж слишком часто донимают кошмары. Преимущественно тот, где всё горит, и я горю. А последнюю неделю снится, будто лежу я, мертвый и подгоревший, а по мне бегают крысы. Боли уже нет, только тактильная чувствительность (привет учебнику физиологии!), но неприятно и мерзко. Я вскакивал посреди ночи, светил фонариком в поисках крыс. Конечно, их не было, наяву то есть. А в сознании — были. И оттуда, из сознания, готовы были выпрыгнуть в любую минуту. Ну, мне так казалось.

Я открыл анатомический атлас, первый том из трех. Кости. И стал рассматривать, стараясь запомнить название каждого бугорка, каждой впадинки. Такие требования дисциплины. На память не жалуюсь, память у меня хорошая, и латинские названия укладывались легко. Будто и не учу даже, а повторяю хорошо заученное. Стоило закрыть глаза, как кость представлялась натуральной, трехмерной, а не просто рисунком. Даже и закрывать глаза не нужно, просто представить, будто закрыл. Такая у меня, оказывается, память.