Зимний дом - [130]

За эту трудную зиму он состарился и похудел: бесконечные бронхиты и больное сердце сделали свое дело. Он поднялся из-за стола, подошел.

— Папа, я совершенно здорова. Не мельтеши.

Элен отодвинула тарелку и посмотрела в окно на пыльный сад, в котором не шевелился ни один листок. Год назад она не стала бы так говорить с отцом, а он не стал бы безропотно сносить ее дерзость. Раньше он требовал, а теперь просил. Но соотношение сил изменилось слишком поздно, думала Элен.

Отец поднялся из-за стола, подошел и встал рядом. Элен терпеть не могла, когда он оказывался так близко. Джулиус прикоснулся к ее руке и пробормотал:

— Какая ты теплая, Цыпленок…

Она отдернула руку и помахала ею в воздухе. Прикосновения отца напоминали ей о Морисе Пейдже. Благодаря Морису Пейджу она поняла, что имела в виду Флоренс Фергюсон, написав в дневнике: «Боже милостивый, что приходится терпеть женщинам!»

На следующий день, в воскресенье, было так же жарко и душно. В церкви Элен следила за тем, как бился в окно шмель. Он громко жужжал и неловко кружил у куска цветного стекла, пытаясь найти выход. Слова отцовской проповеди эхом отдавались от каменных стен и сводов. На этой неделе она забыла составить букеты, и в вазах торчали побуревшие, засохшие стебли. Элен стало стыдно, но тут она обернулась и увидела пустые ряды. Испуганная девушка не сразу поняла, в чем дело, но потом вспомнила, что Ловеллы и Картеры уехали, а Джек Титчмарш и старая Элис Докерилл умерли этой зимой. Церковь всегда была слишком велика для деревни; Элен начала медленно считать в уме и поняла, что вся паства отца теперь составляет человек двадцать, не больше.

Шмель, угодивший в паутину и запутавшийся в ней, сердито зажужжал и упал на каменные плиты. Элен выскользнула в проход, наклонилась, взяла шмеля руками в перчатках и вышла из церкви.

— «Блаженны кроткие, ибо они…»

Элен поняла, что отец увидел ее, потому что он запнулся, забыв знакомые слова. Впрочем, он все равно ошибался: кроткие не унаследовали землю; нет, они робко следили за тем, как все забирали сильные, смелые и красивые. Когда Элен раскрыла сложенные ковшиком ладони, шмель взмыл в воздух и начал заново сложный танец над шиповником и жимолостью.

Отойдя в сторону от церкви, она заметила, в какое запустение пришел Торп-Фен. Покосившиеся домишки с тусклыми, мрачными окнами и осевшими крышами; огромные рытвины на проселочных дорогах, где осенью собирались бездонные лужи… Элен поняла, что не только она, но и вся деревня ощущает себя брошенной. К Торп-Фену не тянулись вышки линий электропередач; новые дороги обходили его стороной, связывая с городом другие места. Знакомое исчезало, и ничто не приходило ему на смену. Старые праздники, которыми когда-то отмечали времена года, умерли. Христианство боролось за право заменить старые религии, но теперь выдохлось и христианство. Глядя на переполненные рвы и заросшие сорняками поля, Элен думала, что Робин была абсолютно права. Бога нет. Эти слова звенели в ее ушах, как церковные колокола.

Добравшись до фермы Рэндоллов и взяв на руки Майкла, она почувствовала себя лучше. Когда малыш заливисто смеялся и крепко целовал ее, мрачное видение бесформенной и бессмысленной вселенной начинало блекнуть. Элен помогла миссис Рэндолл накормить малыша и уложила его спать.

Надевая шляпу и готовясь уйти, она заметила выражение лица Сьюзен. Миссис Рэндолл плотно закрыла дверь прихожей, и они остались наедине.

— Элен… У вас что-то случилось?

— Ничего, — широко улыбнувшись, ответила она.

— Раньше по воскресеньям вы не приходили.

— А сегодня решила зайти.

Элен застегнула перчатки и нахмурилась. Она не понимала, что это могло выглядеть странно.

— Просто мне в церкви стало немного нехорошо, — солгала она. — Там было слишком жарко. Кроме того, мне захотелось посмотреть на Майкла.

— Ради бога, милая. Я знаю, как вы его любите.

И все же в глазах миссис Рэндолл продолжали светиться тревога и недоумение.

Возвращаясь домой, Элен поняла, что должна соблюдать осторожность. Если иногда она чувствовала себя больной, растерянной и плывущей по течению (про себя Элен называла это время Черными Днями), если иногда она чувствовала, что стоит над пропастью, готовая кинуться туда вниз головой, то это надо скрывать. Если миссис Рэндолл решит, что она больна, то не доверит ей Майкла. А этого она уже не вынесет.

Майя почти сразу же поняла, что не сможет выйти замуж за Хью Саммерхейса. В первую ночь — сразу после того, как он сделал ей предложение — она лежала без сна, широко раскрыв глаза, глядя в потолок и мысленно составляя письмо, которое могло бы заставить Хью отказаться от официальной помолвки. Но так и не написала его. Это было бы слишком жестоко. А когда приехал Хью, и синие круги у него под глазами тоже говорили о бессонной (но, в отличие от нее, счастливой) ночи, у Майи не хватило духу сказать ему об этом напрямик.

Она позволила событиям развиваться своим чередом. Хью не запугивал ее, не заставлял ничего делать силой, но его радостная настойчивость побеждала все. В октябре она согласилась, чтобы Хью сообщил родным об их помолвке. На Рождество позволила купить ей кольцо. В апреле они назначили свадьбу на декабрь.