Зимний цветок - [22]

На миг в кухне воцарилась тишина. Мюриэль потянулась и потрепала девушку по руке:

— Похоже, твоя мама была очень целеустремленной женщиной.

Пруденс со всхлипом втянула воздух:

— Да. Я только жалею… — Она смешалась.

— О чем жалеешь, дитя?

— Лучше бы она сразу рассказала мне об обстоятельствах моего рождения. О незаконном происхождении. Как вы рассказали Кейти.

Пожилая женщина пожала плечами:

— Это не моя заслуга. Нам долго пришлось жить с моей матерью, чтобы иметь хоть какую-то крышу над головой. Мать называла Кейти не иначе как «маленький выродок», так что я сразу рассказала дочке, что это значит. И уверила, что все равно ее люблю и не стоит обращать внимания на слова бабушки. Будь у меня выбор… не думаю, что призналась бы добровольно.

По дороге домой — а до квартиры предстояло отшагать десять кварталов — Пруденс обдумывала признание Мюриэль. Она не смогла решить, как сама поступила бы в подобной ситуации, но твердо знала одно: как больно обнаружить, что твоя жизнь опутана ложью со всех сторон.

Дома Пруденс положила завернутый в чистую ткань пирог на полку в кухне, чтобы подогреть позже, когда Эндрю вернется домой. По крайней мере, девушка знала, что сегодня их ждет вкусный ужин, и надеялась, что сумеет повторить рецепт самостоятельно. Уборка квартире не требовалась. Кроме чтения, заняться дома было нечем, так что Пруденс надела теплый шерстяной плащ и вышла прогуляться.

В отличие от Мейфэра, где она проживала раньше, в Кэмден-Тауне кипела жизнь в любое время суток. Мужчины и женщины всех возрастов и сословий толкались на тротуарах и в трамваях. Фабричные кварталы сменялись жилыми. Тянулись ряды представительных старых особняков, поделенных на квартиры. В подобном доме и жила Пруденс. Она часто выходила днем на длительные прогулки, чтобы отогнать скуку. Порой девушку посещали мысли, что всю жизнь ей только и придется, что заботиться о муже. Даже когда Эндрю выучится на ветеринара и они переедут в провинциальный аграрный городишко, где муж откроет клинику, даже тогда ей придется постоянно заниматься домашним хозяйством. Сменится лишь окружение. Дни будут протекать в непрерывной готовке, уборке и стирке. И рождение детей ничего не изменит, лишь прибавит хлопот. Неужели мама и сэр Филип готовили ее к такой жизни?

Пруденс свернула на Краундейл-роуд, к парку. Если мать знала, что ее ждет подобная участь, к чему попытки дать приличное образование? К чему тем, кого Мюриэль окрестила «батраками», читать Чосера и Шекспира? С другой стороны, вполне возможно, что уныние лишь результат недовольства своей судьбой и поспешного выбора. Если бы она искренне любила Эндрю, может, и стирка не казалась бы изнурительной рутиной.

На Пруденс навалился привычный гнет вины. Только во время одиноких прогулок она решалась признаться себе в подлинных чувствах. Почему-то вдали от маленького дома, который она с таким трудом создавала из мелочей, Пруденс не ощущала себя предательницей. Она питала глубокую привязанность к мужу, и супружеские ночи полнились любовью, особенно сейчас, когда молодожены лучше понимали, что делают. Но от улыбки Эндрю не замирало сердце, а от его смеха не подгибались колени. Только Себастьян вызывал у нее подобные чувства. Щеки девушки запылали, и на миг она позволила себе вспомнить лицо лорда Биллингсли. Как его губы с готовностью растягиваются в улыбке, а глаза теплеют при взгляде на нее.

И тут, будто по мановению волшебной палочки, поблизости раздался знакомый смех.

Пруденс замерла и огляделась. Риджентс-Парк обычно оживлялся в это время дня: леди и джентльмены выходили на послеобеденную прогулку, няни выводили маленьких детей подышать свежим воздухом. В висках бился пульс. Почему она решила, что голос принадлежит Себастьяну? Ему полагается сейчас быть в университете, разве не так? Но тут смех донесся снова, чуть дальше. Пруденс ни за что на свете не спутала бы его ни с чьим другим. Она заподозрила, что сходит с ума. Смех перенес ее в прошлое, в ночь перед побегом из Саммерсета. Лорд Биллингсли заверил ее, что все обойдется — у него на примете есть подходящее место. Пруденс закрыла глаза, и в голове ясно встала последняя встреча.

— Есть и другая причина, по которой это было бы замечательно. — Лорд Биллингсли остановился и повернулся к Пруденс. Его темные глаза загадочно поблескивали в сумерках. — Вы не исчезнете, и я смогу вас видеть.

Ее сердце тяжело билось в груди, и Пруденс на миг почудилось, будто Себастьян собирается ее поцеловать, но он отвернулся и зашагал дальше. Похоже, он понимал, что еще одно бурное переживание может ее надломить.

Сейчас Пруденс отчаянно жалела, что Себастьян не поцеловал ее. Даже если им не суждено встретиться вновь, воспоминания о поцелуе хватило бы на долгие годы. Она развернулась и на подгибающихся ногах заспешила к выходу из парка. Лицо горело от стыда — она изменила мужу, пусть и в воображении. По залитым вечерним солнцем улицам Пруденс торопилась домой, к Эндрю.

* * *

— Черт тебя побери, Биллингсли. Ты что, хочешь сказать, что у лейбористов есть шанс? — Кит хлопнул друга по спине. — В последнее время ты ведешь себя как старик, то и дело ворчишь и волнуешься. Можно подумать, тебя терзает разбитое сердце.