Зима в раю - [4]

Шрифт
Интервал

».

Элли и сеньора Феррер вошли в дом, не прекращая оживленно беседовать на своем собственном, только что изобретенном эсперанто, а я на минутку задержался под открытым небом: отчасти для того, чтобы просушить намокшие брюки, но в основном – чтобы вкусить удивительную атмосферу фермы.

Все здесь дышало бесконечным покоем. Недвижную тишину нарушало только сонное чириканье воробьев в высоких соснах, что росли возле старых ворот из кованого железа.

Я стоял в присыпанном гравием, полого спускающемся дворике за домом. Эта территория было полностью скрыта от внешнего мира массивной высокой стеной из древнего бежевого песчаника. Пышные волны пурпурной бугенвиллеи каскадом ниспадали по ее щербатой поверхности. Длинные, покрытые листьями побеги сплетали затейливые узоры теней на потрескавшихся блоках прокаленного на солнце камня. Другой стороной двора завладели прелестные заросли гибискуса, олеандра, мимозы и плетистых роз, сосуществующих в необузданной гармонии с несколькими оливковыми, миндальными и рожковыми деревьями, которые, судя по их виду, росли здесь на несколько веков дольше своих разноцветных соседей. Очевидно, руки (и шланг) сеньоры Феррер помогли матери-природе создать настоящий шедевр.

Двор сужался по направлению к дальнему углу дома, и мне пришлось наклониться, чтобы под навесом из пальмовых ветвей и водопадом цветков глицинии добраться до выходящей на запад террасы, которую от послеполуденного солнца затеняла пергола из деревянных балок, опутанных виноградной лозой. Кисточки крошечных виноградин уже свисали с подсвеченного солнцем полога, бросающего переливчатые пятна освежающего зеленого света на камни старого четырехугольного колодца, что стоял внизу. В отличие от столь популярных в современных пригородных садах колодцев, этот мастодонт не имел над собой игривой соломенной или черепичной крыши, только надежную арку из видавшего виды листа железа с ржавым воротом, а на конце выцветшей от времени веревки лениво болталась ветхая деревянная кадка.

Напротив колодца, прислоненные к стене дома, стояли два шатких деревянных стула, а вокруг них громоздились в красочном беспорядке мешки из рогожи, разнообразные поддоны для фруктов, глиняный кувшин и россыпь винных бутылок. Под одним из стульев в потрепанной плетеной корзинке довольно кудахтала упитанная курица, словно подтверждая мое предположение, что эта терраса является прохладным оазисом, где в случае крайней необходимости можно заняться послеобеденным трудом, но только таким трудом, который выполняется исключительно в сидячем положении. В принципе я находил идею такого оазиса весьма привлекательной.

Выйдя из полутени террасы на яркий солнечный свет, я вынужден был прикрыть глаза, чтобы спастись от сияния побеленных стен дома. Жара стояла нешуточная, я бы сказал – чересчур яростная для моей непривычной к теплу северной шкуры, но, похоже, для маленькой колонии цикад, счастливо стрекочущих в развесистых ветвях двух эвкалиптов, что стояли перед домом как стражи, такая температура была идеальной. Я двинулся к широкой веранде – porche, которая укрывала входную дверь. Очутившись в благословенной тени ее крыши, я услышал, как за двойной арочной дверью громко переговариваются Элли и Франсиска.

– Электричество или газ? Плита, печь… понимаете? У вас газ, да?

– А-а, sí – butano, butano gas en botella[15].

Поскольку их беседа достигла главной женской темы – кухни, я заподозрил, что серьезные переговоры в связи с покупкой недвижимости уже идут или вот-вот начнутся. Необходимо было срочно предпринять превентивные меры. Я энергично постучался в пересохшую дубовую дверь, она со скрипом открылась, и передо мной на фоне затененного интерьера возникли два улыбающихся женских лица.

– Aha, señor. Por favor[16], – сердечно пригласила меня в дом сеньора Франсиска.

– Питер, ты должен зайти и осмотреть этот прекрасный старый дом, – воскликнула Элли и, уцепившись за мой локоть и отметая все мои попытки протестовать, потащила меня на экспресс-экскурсию по всем комнатам.

Через несколько минут я был отпущен обратно на свежий воздух. У меня не осталось связного впечатления о том, что я только что видел: лишь слившиеся воедино просторные белые комнаты с закрытыми ставнями и балками под потолком; каменная лестница там; большой открытый очаг здесь; удушающий запах кошек и постоянное рычание невидимых, но очень враждебно настроенных псов.

– Oo-ooh! El sol, siempre el sol. Es terr-ee-ee-blay, horr-ee-ee-blay[17], – запричитала сеньора Феррер и театрально вскинула руки в знак протеста против зноя, который навалился на нас, как только мы покинули porche и направились в сад.

Мы с Элли привыкли непрестанно жаловаться на пронизывающий холод и сырость бесконечных шотландских зим, поэтому нам было странно слышать, как кто-то называет солнце «ужасным» и «противным». Да уж, некоторым людям ничем не угодишь, подумал я, утирая с лица струи пота.

Последующие полчаса мы ходили следом за нашим неумолчно тараторящим гидом по рядам незнакомых нам фруктовых деревьев и лишь вполуха прислушивались к болтовне хозяйки, которая перескакивала с одной темы на другую: разнообразные сорта граната и айвы, требования к пестицидам и удобрениям, правила сбора урожая, ирригационные методы… Даже если бы она говорила по-английски, для нас это все было пока китайской грамотой. В ячмене и крупном рогатом скоте мы разбирались, в лимонах же и мушмуле – нет.


Рекомендуем почитать
Воспоминания советского посла. Книга 2

Вторая книга мемуаров академика И. М. Майского — советского государственного деятеля, занимавшего ряд дипломатических постов в предвоенные и военные годы, в том числе — представителя СССР в Лондонском комитете по невмешательству в испанские дела, посла СССР в Англии, участвовавшего в конференциях союзников в годы войны, а в послевоенные годы ставшего заместителем народного комиссара иностранных дел, посвящена одному из самых драматических периодов в истории СССР и всей Европы — периоду подготовки второй мировой войны.


Творчество Янки Брыля в контексте мировой литературы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Князь Александр Сергеевич Меншиков. 1853–1869

Во время Крымской войны (1854-1856 гг.) Николай I назначил А. С. Меншикова главнокомандующим над военными сухопутными и морскими силами в Крыму. Неудачи на Альме, под Балаклавой, Инкерманом и Севастополем заставили Николая I усомниться в полководческих талантах своего главнокомандующего, и в феврале 1855 года Меншикова освобождают от всех должностей с оставлением в звании генерал-адъютанта и члена Государственного совета, а в апреле 1856-го его окончательно отправляют в отставку. Умер А. С. Меншиков 19 апреля 1869 года на 73-м году жизни.


Конвейер ГПУ

Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.


Воспоминания

Анна Евдокимовна Лабзина - дочь надворного советника Евдокима Яковлевича Яковлева, во втором браке замужем за А.Ф.Лабзиным. основателем масонской ложи и вице-президентом Академии художеств. В своих воспоминаниях она откровенно и бесхитростно описывает картину деревенского быта небогатой средней дворянской семьи, обрисовывает свою внутреннюю жизнь, останавливаясь преимущественно на изложении своих и чужих рассуждений. В книге приведены также выдержки из дневника А.Е.Лабзиной 1818 года. С бытовой точки зрения ее воспоминания ценны как памятник давно минувшей эпохи, как материал для истории русской культуры середины XVIII века.


Записки о России при Петре Великом, извлеченные из бумаг графа Бассевича

Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.


Византийское путешествие

Увлекательный документальный роман об истории и культуре Византийской империи, часть провинций которой некогда располагалась на территории современной Турции.


Парижские истории

Париж — это город, в котором история просвечивает сквозь время. Это город встреч и вдохновения, место неспешности и бурных поворотов судьбы. Дмитрий Якушкин, несколько лет проработавший в столице Франции корреспондентом информационного агентства, предлагает свой особый взгляд на город. Книга представляет избранные зарисовки парижской жизни, увиденной глазами человека, который общался с Ф. Миттераном, Г. Грином, Э. Ионеско, Ж. Волински и многими другими знаменитостями Франции.