Зима с Франсуа Вийоном - [13]

Шрифт
Интервал

Мимо Вийона проходили редкие горожане, улыбались и беседовали о том о сём, довольные только что прошедшим праздником. Вийон тоже разговаривал с какими-то своими знакомыми. На булыжной мостовой улицы Сен-Жак лежали розовые и вишнёвые лепестки, оставшиеся после праздничной процессии, и в воздухе стоял их аромат; жара понемногу спадала… Вдруг к Вийону подбежал разъярённый священник Сермуаз в сопровождении двух или трёх человек и закричал: «Клянусь Богом! Я вас нашёл!» — после чего затеял ссору. Вийон пытался его успокоить, но Сермуаз только сильнее горячился, наконец выхватил кинжал и ранил Вийона в лицо, порезал ему губу — а тот, защищаясь, своим кинжалом ткнул Сермуаза и побежал от него куда глаза глядят. Сермуаз пустился за ним вдогонку, и Вийон, опасаясь за свою жизнь, запустил в него камнем. Какое-то из этих ранений оказалось для Сермуаза смертельным. Через два дня священник умер, перед смертью простив Вийона.

— Отец Сермуаз точно не говорил, из-за чего вышла ссора?

Сосед Поля не смог сдержать удивления:

— Да какая разница! Вы его родственник, что ли? Нет, мой покойный дядя — мир его праху — ничего об этом не говорил… А вам-то что за печаль сейчас? Всё равно они померли давно — и Сермуаз, да и Вийон этот тоже.

— Вы точно знаете, что Вийон умер?

— Ничего я не знаю, но про него давно не слыхать. Если б он был жив, он бы ещё что-нибудь натворил, такие люди тихо сидеть не умеют… Да что вам за дело до этого греховодника Вийона, не пойму я?

— Он был прекрасным поэтом, и я подозреваю, что его несправедливо лишили доброго имени. Я хочу восстановить его честь.

— Это у Вийона-то доброе имя и честь? Ха-ха-ха! Но даже если и так, нипочём не восстановишь теперь — никто не поверит. А если вы спросите меня, так я скажу, что слухи даром не ходят. У этого Вийона точно рыльце в пушку: ну не сидят честные люди по тюрьмам, не ввязываются во всякие ссоры, не путаются с ворами и бандитами… — Он помолчал и философски добавил: — Оно, конечно, по-всякому бывает. Иной раз и оклеветать могут. Но коли так, Вийон сам виноват, что связался с дурными людьми. Хочешь не хочешь, всё равно замараешься от них… А ежели он с дурными людьми не связывался, тогда кто же его оклеветал?

Жан-Мишель не стал спорить, оставил его в покое и погрузился в размышления. Он снова и снова представлял себе картину ссоры и понял только одно: у этого дела была предыстория, более важная, чем последствия, которые стали известны всему свету. Сермуаз за что-то смертельно обиделся на Вийона. Вот только за что? Какое-то время Жан-Мишель безуспешно строил догадки, а потом рассказал обо всём Анри. Тот, не моргнув глазом, заключил:

— Да это из-за чего угодно могло произойти! Сермуаз из-за любой ерунды мог напасть! Может, они с Вийоном очередную Толстую Марго не поделили. Или какую-нибудь… как её, ту несчастную любовь Вийона… Катрин.

— Неужели ты думаешь, что священник…

Анри поморщился.

— Дружище, не мне тебе объяснять, что священники разные бывают. Некоторые в погоне за юбками дадут фору самому рыцарю Ланселоту, несмотря на все обеты… Ну ладно, не смотри на меня так. Будь по-твоему, не станем говорить об этом Сермуазе дурное, помилуй Господь его душу, — может, бедняга и не нарушал обета безбрачия и не ревновал Катрин к Вийону. Может, просто услышал, как Вийон болтал о нём что-нибудь, — Вийон ведь острый на язык. Сермуаз мог обидеться на какую-нибудь его шутку — и готово дело.

— Нет, я думаю, что повод был серьёзный, — возразил Жан-Мишель и покачал головой. — Священник из-за пустяка не станет так выходить из себя.

— Да ну? А если он, к примеру, встретит еретика? Хотя это не пустяк. Да и здесь дело не в этом, Вийон, конечно же, не еретик… Ты лучше посмотри на это с другой стороны, мой друг: настоящий священник, из тех, которых прихожане считают немножко святыми или вроде того, ну, которых уважают, к которым идут за советом, если что… Короче, такой священник вообще никогда и ни из-за чего не выйдет из себя! А этот Сермуаз, смотри-ка, не поленился специально пойти искать Вийона — ещё и в праздник Тела Господня, когда все радуются и отдыхают! Вдобавок он носил при себе кинжал и без конца хватался за него. Хотя единственным оружием священника должен быть крест, а щитом — смиренная молитва!

Заметив улыбку Жана-Мишеля, Анри предупредил его ответ и воскликнул:

— Да я сам не расстаюсь с кинжалом! И ты его носишь, пусть и не пользуешься… Но ведь священник — это совсем другое дело! Кинжал, спрятанный в складках сутаны, — что может быть страшнее и отвратительнее?! Не хотел бы я исповедоваться такому священнику!

— Я тоже, пожалуй, — тихо согласился Жан-Мишель.

— Да и вообще, похоже, у этого Сермуаза с праведным гневом было куда лучше, чем с христианским смирением… Иначе с чего бы ему бросаться выяснять отношения, ещё и в такой праздник? Я уверен, что он вряд ли долго думал перед тем, как затеять ссору. К тому же первым выхватил кинжал… Первыми, не подумав, всегда нападают люди горячие. Этот Сермуаз был очень вспыльчивый — но отходчивый, раз простил Вийона перед смертью… Такие нелепые ссоры обычно случаются из-за сущих пустяков. Если бы дело было серьёзное и священник действительно считал себя правым, он не стал бы бросаться с кинжалом на Вийона, а выдвинул ему обвинение. И уж вряд ли простил бы Вийона. Сам понимаешь, прощение — это половина оправдательного приговора. Простив, он фактически признал себя зачинщиком ссоры.


Еще от автора Мария Валерьевна Голикова
Рыцарь без меча

Это история о том, как однажды пересеклись дороги бедного бродячего актёра и могущественного принца крови, наследника престола. История о высшей власти и о силе духа. О трудном, долгом, чудесном пути внутреннего роста — Дороге, которую проходит каждый человек и которая для каждого уникальна и неповторима.


Часы рождественского эльфа

Чем меньше дней оставалось до Рождества, тем больше волновались жители небольшого старинного городка. Шутка ли, в этом году в одной из лавок появились поразительные часы, которые могли исполнить чью-то мечту. Что только не загадывали горожане, и каждый думал, что его желание – самое важное. Но смог ли кто-то из них заинтересовать обитателя фантастических часов и открылся ли кому-то главный секрет волшебного времени? В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.