Зима мира - [294]

К сожалению, связаться с ней у него не выходило.

На его письма не было ответа. Когда он набрал номер, указанный в телефонном справочнике, к телефону подошла дама средних лет (по его предположению, мать Беллы) и сказала с ледяной любезностью:

– В данный момент ее нет дома. Ей что-нибудь передать?

Белла так и не перезвонила.

Должно быть, у нее с кем-нибудь серьезные отношения. Если это так, лучше бы она сама ему об этом сказала. Но, может быть, ее мама перехватывала почту и не передавала сообщений.

Вероятно, ему следовало оставить Беллу в покое. Может быть, он делает из себя посмешище. Но это было не в его характере. Он вспомнил, как долго, упорно он ухаживал за Джоан. «Похоже, это тенденция, – подумал он. – Неужели дело во мне?»

Между тем каждое утро он ходил с отцом в пентхаус наверху отеля Фермонт, где госсекретарь Эдвард Стеттиниус проводил брифинг для присутствующих на конференции американцев. Стеттиниус заменял Корделла Халла, который был в больнице. В США уже был новый президент, Гарри Трумэн, принявший присягу после смерти великого Франклина Д. Рузвельта. Как печально, заметил Гас Дьюар, что в этот решающий момент мировой истории в США у власти стояли два неопытных новичка.

Началось все плохо. Президент Трумэн по неловкости оскорбил советского министра иностранных дел Молотова на предваряющей конференцию встрече в Белом доме. В результате Молотов прибыл в Сан-Франциско в отвратительном настроении. Он заявил, что, если конференция тотчас же не согласится принять Белоруссию, Украину и Польшу, он немедленно отправляется домой.

Никто не хотел выхода СССР. Без Советов ООН была бы уже не ООН. Большинство американских делегатов были за компромисс с коммунистами, но сенатор Вандерберг, поправив галстук-бабочку, чопорно заявил, что ничего не должно происходить по указке Кремля.

Однажды утром, когда у Вуди было часа два свободного времени, он направился к дому родителей Беллы.

Фешенебельный район, где они жили, располагался неподалеку от отеля «Фермонт» на Ноб-Хилл, но, так как Вуди все еще ходил с тростью, он взял такси. Родители Беллы жили в желтом викторианском особняке на Гоф-стрит. Открывшая дверь женщина была слишком хорошо одета для служанки. Она улыбнулась ему краешком рта, совсем как Белла, – должно быть, это была ее мать.

– Доброе утро, мадам, – вежливо сказал он. – Я Вуди Дьюар. В прошлом году в Лондоне я познакомился с Беллой Эрнандес, и мне бы очень хотелось повидать ее снова, если можно.

Улыбка исчезла. Ему был пожалован долгий взгляд, а потом дама произнесла:

– Значит, это вы и есть.

Вуди не понял, что это значит.

– Я Каролина Эрнандес, мать Изабеллы, – сказала она. – Входите.

– Благодарю.

Она не подала ему руки и явно была настроена враждебно, хотя почему – у него не было ни малейшего понятия. Однако его пригласили в дом.

Госпожа Эрнандес провела Вуди в большую, красивую гостиную, из которой открывался восхитительный вид на океан. Приглашая сесть, она указала на стул жестом, который едва ли можно было назвать вежливым. Она села напротив и снова смерила его внимательным взглядом.

– Сколько времени вы провели с Беллой в Англии? – спросила она.

– Всего несколько часов. Но с тех пор я все время думаю о ней.

Возникла очередная многозначительная пауза, и потом мать Беллы сказала:

– Когда Белла уезжала в Оксфорд, она была помолвлена с Виктором Роландсоном – блестящим молодым человеком, которого она знает всю жизнь. Роландсоны наши с мужем старые друзья – или, по крайней мере, так было, пока Белла не приехала домой и не расторгла вдруг помолвку.

У Вуди сердце затрепетало от надежды.

– Она лишь сказала: поняла, что не любит Виктора. Я догадалась, что она встретила кого-то другого, и теперь даже знаю кого.

– Я понятия не имел, что она помолвлена, – сказал Вуди.

– Она носила кольцо с алмазом, которое было очень сложно не заметить. Из-за вашей ненаблюдательности произошла трагедия.

– Мне очень жаль, – сказал Вуди. Но потом решил не вести себя как слюнтяй. – Хотя вообще-то совсем не жаль. Я очень рад, что она расторгла помолвку, потому что я считаю, что она совершенно чудесная и нужна мне самому.

Это миссис Эрнандес не понравилось.

– Вы довольно дерзкий юноша.

Вуди вдруг почувствовал возмущение от ее снисходительного тона.

– Миссис Эрнандес, вы только что употребили слово «трагедия». Моя невеста Джоан умерла у меня на руках в Перл-Харбор. Мой брат Чак погиб, расстрелянный из пулеметов, при высадке на остров Бугенвиль. Сам я в первый день наступления в Нормандии был вынужден послать на смерть Асса Веббера и еще четверых американских ребят, чтобы взять мост в провинциальном городишке Эглиз-де-Сер. Я знаю, что такое трагедия, мадам, и это не разорванная помолвка.

Госпожа Эрнандес растерялась. Не так часто, видимо, молодые люди ей перечат, подумал он. Она ничего не ответила, но слегка побледнела. Чуть погодя встала и без объяснений вышла из комнаты. Вуди не очень-то знал, что, по ее мнению, ему следовало делать, но поскольку Беллу он так и не повидал, то остался сидеть на месте.

Через пять минут вошла Белла.

Вуди встал, сердце забилось сильнее. От одного взгляда на нее ему захотелось улыбнуться. На ней было простое светло-желтое платье, оттенявшее блестящие темные волосы и кофейного цвета кожу. Должно быть, она всегда отлично выглядит именно в простой одежде, подумал он. Совсем как Джоан. Ему захотелось обнять ее и всем телом прижаться к ее мягкому телу, но он ждал знака от нее.