Зима мира - [295]

Вид у нее был сердитый и смущенный.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она.

– Я искал тебя.

– Зачем?

– Потому что не мог выбросить тебя из головы.

– Мы совсем не знаем друг друга.

– Давай это исправим, начнем прямо сегодня. Пообедаешь со мной?

– Не знаю.

Он пересек комнату и подошел к ней. Она заметила, что он опирается на трость, и взволнованно спросила:

– Что с тобой случилось?

– Колено прострелили во Франции. Заживает. Правда, медленно.

– Мне так жаль.

– Белла, я думаю, ты чудесная. Мне кажется, я тебе нравлюсь. Мы оба свободны от обязательств. Что тебя волнует?

Она снова улыбнулась той легкой усмешкой, которая ему так нравилась.

– Наверное, мне стыдно. За то, что я делала – в ту ночь, в Лондоне.

– И все?

– Это было слишком, для первого-то свидания.

– Но так часто бывает. Ну, не лично у меня, но я слышал. Ты же думала, что я могу погибнуть.

Она кивнула.

– Я никогда ничего подобного не делала, даже с Виктором. Не знаю, что на меня нашло. Еще и в публичном месте! Я чувствую себя как проститутка.

– Я точно знаю, кто ты на самом деле, – сказал Вуди. – Ты умная, прекрасная и очень великодушная девушка. Так что, может быть, мы забудем тот миг безумия в Лондоне и начнем узнавать друг друга, как приличные, воспитанные молодые люди, которыми мы и являемся?

Она немножко расслабилась.

– А у нас действительно получится?

– Еще бы!

– Ну, ладно.

– Я заеду за тобой в семь?

– Ладно.

Ему пора было идти, но он медлил.

– Не могу передать, как я рад, что снова нашел тебя, – сказал он.

Она впервые взглянула ему прямо в глаза.

– Ах, Вуди, и я тоже, – сказала она. – Я так рада! – и она обняла его и прижалась к его груди.

Как долго он этого ждал. Он обнял ее и зарылся лицом в ее чудесные волосы. Они стояли так долго, должно быть – с минуту.

Наконец она отстранилась.

– Ну, жду тебя в семь, – сказала она.

– Обязательно.

Он вышел из дома как на крыльях.

Оттуда он пошел прямо на собрание руководящего комитета в Доме ветеранов рядом с Домом оперы. За длинным столом сидело сорок шесть членов, с помощниками вроде Гаса Дьюара за спиной. Вуди был помощником помощника и сел у стены.

Первую речь произнес советский министр иностранных дел. Вуди подумал, что вид у него не представительный. Лысеющий, с аккуратными усами и очками, он был похож на приказчика, каким и был его отец. Сам же он был долгожителем большевистской верхушки. Друг Сталина еще с дореволюционных времен, именно он составлял нацистско-советский пакт 1939 года. Он был трудоголиком и так много времени проводил за рабочим столом, что получил прозвище «каменная задница».

Молотов предлагал, чтобы Белоруссия и Украина были признаны самостоятельными членами ООН. Эти две советские республики понесли тяжелый урон от нападения Германии, подчеркивал он, и каждая дала Красной Армии больше миллиона человек. Ему возражали, что эти республики не являются полностью независимыми от Москвы, но этот же аргумент можно было применить, говоря о Канаде и Австралии, доминионах Британской империи, которые были признаны самостоятельными членами.

Проголосовали единогласно. Вуди знал, что об этом было договорено заранее. Страны Латинской Америки угрожали отказом, если не будет включена и поддерживающая Гитлера Аргентина, и пришлось пойти на эту уступку, чтобы сохранить их голоса.

А потом грянул гром с ясного неба. Встал чешский министр иностранных дел Ян Масарик. Это был известный политик, либерал и антинацист, в 1944 году попавший на обложку журнала «Тайм». Он заявил, что Польшу тоже нужно принять в ООН.

Американцы заявили, что отказываются принимать Польшу, пока Сталин не позволит проводить там выборы, и Масарик, как демократ, должен поддержать эту позицию, особенно если он тоже пытается создать демократическое общество – правда, с глядящим через плечо Сталиным. Молотов, должно быть, подверг Масарика такому давлению, что удалось заставить того предать свои идеалы. И действительно, когда Масарик садился, у него было такое лицо, словно он съел что-то отвратительное.

Гас Дьюар тоже помрачнел. Подготовленные компромиссы по Белоруссии, Украине и Аргентине должны были обеспечить, чтобы заседание прошло гладко. Но Молотов нанес предательский удар.

Сенатор Ванденберг был глубоко возмущен. Он схватил блокнот и ручку и яростно начал что-то писать. Через минуту он вырвал листок из блокнота, поманил Вуди, дал ему записку и сказал: «Отнесите госсекретарю».

Вуди подошел к Стеттиниусу, положил записку перед ним на стол и сказал:

– От сенатора Ванденберга, сэр.

– Благодарю вас.

Вуди вернулся на свой стул у стены. «Вот и я сыграл роль в истории», – подумал он. Он заглянул в записку, когда передавал ее. Ванденберг написал короткую страстную речь против чешского предложения. Поддержит ли Стеттиниус сенатора?

Если Молотов настоит на своем по поводу Польши, Ванденберг может настроить Сенат против ООН. Но если Стеттиниус сейчас примет линию поведения Ванденберга, Молотов может уйти и отправиться домой, и это уничтожит ООН столь же эффективно.

Вуди затаил дыхание.

Стеттиниус встал, держа записку Ванденберга.

– Мы только что выполнили наше ялтинское обязательство, данное России, – сказал он. Он говорил об обязательстве, данном Соединенными Штатами, выступать в поддержку Белоруссии и Украины. – Но есть и другие обязательства, в равной степени требующие соблюдения верности им, – повторил он слова Ванденберга. – Одно из них требует формирования в Польше нового, коалиционного временного правительства.