Зигзаги судьбы - [21]

Шрифт
Интервал

На уроках химии мы ставили разные интересные практические опыты, так как всяких химических реактивов было достаточно.

Были у меня еще уроки труда. Что на них делать, я не имела никакого представления. Мастерской не было. В школе имелся буфет, но он не функционировал. Это была небольшая комната с печкой и некоторым количеством посуды. Еще стояли в учительской три пыльные ручные швейные машинки. В шитье я была не сильна. Детей надо было чем-то занимать, и мы решили выращивать зимой зеленый лук в ящиках. Сколотили ящики, наковыряли в них земли. Я купила мешок лука, и мы его посадили. Школа за ночь не успевала вымерзать до минусовой температуры, и лук выживал. Вскоре он вырос большой, зеленый и сочный, и мы стали его продавать местному населению небольшими пучками за какие-то копейки. Все-таки это была экзотика — зелень среди зимы. Вместо срезанного лука подсаживали новый. Детям этот процесс нравился, это был их первый «бизнес», а деньги шли в нашу школьную копилку на дальнейшие трудовые нужды.

Потом мы освоили пустующий школьный буфет и стали печь плюшки и пирожки и продавать их по 5 копеек на переменках, свежие и горячие. Вся школа радостно сбегалась в буфет и вмиг раскупала нашу выпечку. Все ждали уроков труда и спрашивали, что мы будем готовить на этот раз.

Потом нам пришла идея шить для охотников рукавицы и чуни (вкладки в сапоги). Я слетала в Ербогачен и закупила рулон толстого сукна, ниток и иголок. Мы сделали из бумаги выкройки разных размеров, по которым вырезали детали рукавиц и носков и сшивали их сначала вручную, потом на машинке. Рукавицы получались теплые и добротные, и их захотелось как-то украсить. Я пошла к управляющему госпромхозом и спросила, нет ли у него каких-нибудь бракованных шкурок. Шкурки нашлись. Вскоре дети стали притаскивать из дома разные меховые остатки и обрезки от шкурок соболей, лис, белок и зайцев, и у нас образовался целый мешок пушнины. Мы стали обшивать мехом отвороты рукавиц, а на тыльной стороне вышивать бисером какие-нибудь орнаменты. Это уже было почти эвенкийское национальное творчество. Из меха мы также стали делать смешных зверушек-игрушек с бисерными носами и глазами и подушечки для иголок. Всю нашу продукцию с удовольствием покупали. Это уже было настоящее производство, которое приносило пользу окружающим и некоторые деньги в нашу копилку, и дети были этим очень воодушевлены. К весне мы сделали выставку работ по всей длине школьного коридора. К нам приехала комиссия из РОНО и сильно удивилась.

Маша была очень прилежной и ответственной девочкой, училась на пятерки, старательно делала сама уроки. Один раз она пришла домой побитая и сказала, что одна не совсем нормальная девочка кинула в нее стулом за то, что она хорошо учится, и вообще, ее в классе обзывают и обижают. Это повторилось еще несколько раз, и Маша стала с неохотой ходить школу. Их учительница была молодая и неопытная, и ничего не могла поделать. Мы сообщили в РОНО про эту ситуацию и написали заявление о том, что переводим Машу на домашнее обучение. Она стала заниматься дома по программе и раз в неделю приходила в школу после уроков писать контрольные и диктанты.

Деревенский круговорот

Где-то в это же время я заметила, что Вадик приходит из садика то с укусом, то с синяком. Заведующей этим учреждением не существовало. Как-то во время большой перемены я решила зайти в детский сад и посмотреть, что там делается.

Воспитательница и нянечка сидели в кухне и распивали вино. Группа из десяти разновозрастных детей от двух до шести лет были закрыты в большой игровой комнате. Комната оказалась пустая, игрушек нигде не было видно. На вопрос: «Где игрушки?» — мне ответили, что игрушки убраны в наказание, потому что дети их разбрасывают и ломают. Чем занимались дети, было непонятно. Кто-то дрался, кто-то плакал, кто-то лежал и спал. Вадик сидел на полу в мокрых штанишках, холодный и сопливый. Я забрала его домой, и больше он в сад не ходил. Маша с удовольствием оставалась с ним дома и до моего возвращения из школы во что-нибудь с ним играла. Вадик был ее живой куклой. Они играли в дочки-матери, в школу, в зубного врача. Сначала у них были уроки. Она усаживала его за маленький столик, давала карандаши и тетрадку и учила рисовать, или они клеили аппликации. Потом она становилась зубным врачом и «сверлила» ему зубы, делала какой-нибудь «укол». Иногда он превращался в принцессу, и Маша наряжала его в свои наряды, наматывала ленточки, завязывала бантики. Вадик все покорно переносил, во всем участвовал, Машу слушался и был рад, что с ним занимаются. По крайней мере, я знала, что он в хороших руках. К моему возвращению Маша затапливала печку, кормила Вадика обедом и укладывала спать. Печку приходилось топить три раза в день: утром и вечером — для тепла, а днем, чтобы разогреть или приготовить еду, так как электричества не было. Егор с Машей быстро освоили этот процесс, и растопить печку не составляло для них никакого труда.

В поселке было несколько рабочих позиций, не требовавших специального образования. Это была работа в пекарне, нянечки или воспитательницы в детском саду и уборщицы в медпункте.


Еще от автора Мария Вадимовна Гиппенрейтер
Бегство к себе

Перед вами история взросления дочери знаменитого детского психолога Ю. Б. Гиппенрейтер — Марии Гиппенрейтер.


Рекомендуем почитать
Дневник инвалида

Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.


Разве это проблема?

Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.


Валенсия и Валентайн

Валенсия мечтала о яркой, неповторимой жизни, но как-то так вышло, что она уже который год работает коллектором на телефоне. А еще ее будни сопровождает целая плеяда страхов. Она боится летать на самолете и в любой нестандартной ситуации воображает самое страшное. Перемены начинаются, когда у Валенсии появляется новый коллега, а загадочный клиент из Нью-Йорка затевает с ней странный разговор. Чем история Валенсии связана с судьбой миссис Валентайн, эксцентричной пожилой дамы, чей муж таинственным образом исчез много лет назад в Боливии и которая готова рассказать о себе каждому, готовому ее выслушать, даже если это пустой стул? Ох, жизнь полна неожиданностей! Возможно, их объединил Нью-Йорк, куда миссис Валентайн однажды полетела на свой день рождения?«Несмотря на доминирующие в романе темы одиночества и пограничного синдрома, Сьюзи Кроуз удается наполнить его очарованием, теплом и мягким юмором». – Booklist «Уютный и приятный роман, настоящее удовольствие». – Popsugar.


Магаюр

Маша живёт в необычном месте: внутри старой водонапорной башни возле железнодорожной станции Хотьково (Московская область). А еще она пишет истории, которые собраны здесь. Эта книга – взгляд на Россию из окошка водонапорной башни, откуда видны персонажи, знакомые разве что опытным экзорцистам. Жизнь в этой башне – не сказка, а ежедневный подвиг, потому что там нет электричества и работать приходится при свете керосиновой лампы, винтовая лестница проржавела, повсюду сквозняки… И вместе с Машей в этой башне живет мужчина по имени Магаюр.


Козлиная песнь

Эта странная, на грани безумия, история, рассказанная современной нидерландской писательницей Мариет Мейстер (р. 1958), есть, в сущности, не что иное, как трогательная и щемящая повесть о первой любви.


Август в Императориуме

Роман, написанный поэтом. Это многоплановое повествование, сочетающее фантастический сюжет, философский поиск, лирическую стихию и языковую игру. Для всех, кто любит слово, стиль, мысль. Содержит нецензурную брань.