Зигзаги судьбы - [10]

Все подсохло, дети подолгу пропадали на улице, а мы с Надеждой Константиновной ходили в полевые экспедиции, наблюдали жизнь леса, писали заметки, собирали образцы. А еще весь июнь мы занимались сооружением огорода и теплицы. Так как земли у меня не было, то я присоединилась к Надежде Константиновне, и мы провернули гору работы: наносили рюкзаками навоз и соорудили два парника из старых оконных рам и досок, закрыв их обломками стекла. В один парник посадили редиску и всякую зелень, в другой — кабачки, огурцы и помидоры. Еще мы раскопали кусок земли и посадили три ведра картошки. У нас появился огород, и по вечерам после работы это стало нашей отдушиной. А вечера были длинные, ночи белые, на реке красивые закаты. Все распустилось и цвело: черемуха, багульник, морошка, княженика, черника, брусника…

Лодочный мотор и вертолеты

Однажды мы возились в нашем огороде, когда на пороге появилась рыдающая Маша. По всему ее лицу откуда-то с головы текла кровь.

— Боже, что случилось?

— Егор уронил мне на голову лодочный мотор, — сквозь рыдания произнесла Маша.

— Уронил на голову ЧТО?

— Лодочный мотор. Мы строили лодку, и мотор упал мне на голову.

Я с трудом силилась представить, как семилетний Егор мог уронить на голову четырехлетней Маше лодочный мотор, и у меня ничего не получалось.

— А где Егор?

— Он отправил меня к тебе, а сам убежал. Сказал, что домой не пойдет, потому что ты его убьешь, потому что у меня дырка в голове, — на одном дыхании выпалила Маша, размазывая по лицу кровь.

Мы осмотрели рану. Дырки в голове не было, была рассечена кожа на макушке, откуда обильно и струилась кровь. Рану выстригли, промыли, помазали йодом и залепили пластырем. Когда душевное равновесие у всех было восстановлено, мы пошли искать Егора и заодно посмотреть на лодку.

Егора нигде не было видно. Маша привела нас к песчаному обрыву, в склоне которого была вырыта ниша и устроена некая конструкция из досок и палок. Чуть ниже валялась задняя часть лодочного мотора с винтом.

— Вот, — показала Маша на конструкцию, — Мы строили лодку, Егор ставил на нее мотор, а я была внизу и держала доску. И мотор упал мне на голову.

Егор где-то прятался до позднего вечера. Когда он, наконец, появился, то был очень напуган. Я ему объяснила, что с Машей все в порядке, дырки в голове нет, и никто его не собирается убивать.

У Маши до сих пор на макушке остался рубец — память о лодочном моторе.

Контейнера все не было, и мы как-то приспособились жить без его содержимого.

Главным развлечением и событием в поселке был прилет вертолетов. Весной и осенью самолеты к нам не летали, так как не могли приземлиться на раскисшую площадку, поэтому вместо них прилетали вертолеты МИ-8, привозившие пассажиров и продукты. А еще прилетали МИ-6. Это были огромные машины, доставлявшие тяжелые грузы в экспедицию, стоявшую недалеко от Угута. Свист винтов и вибрация в воздухе ощущались задолго до появления самого вертолета.

Заслышав характерный свист, к посадочной площадке сбегалось полдеревни. Вертолет зависал в воздухе, поднимая в воздух клубы пыли и песка, и потом грузно плюхался на землю, постепенно замедляя обороты огромного винта.

С веревок улетало белье, которое все равно потом приходилось перестирывать из-за пыли. Коровы, мирно пасшиеся неподалеку, заранее разбегались, а дети и взрослые хватались за стволы деревьев, чтобы их тоже не сдуло. Наш дом стоял недалеко от «аэродрома», и все это можно было регулярно наблюдать из окна.

Неожиданный поворот событий

Где-то в середине лета директор решил отправить меня в командировку в Ханты-Мансийск. Научному отделу нужна была химическая посуда — всякие колбы и пробирки, и мне предстояло все это раздобыть.

Надежда Константиновна согласилась приглядеть за детьми, и я отправилась в путь.

Прилетев в Ханты-Мансийск, я пошла в контору госпромхоза, где и предъявила заявку на химпосуду. На меня и заявку как-то равнодушно отреагировали и сказали, что посуды нет. Я потыкалась еще в несколько кабинетов, но с тем же результатом. «А ты сходи к Подпругину, может, он даст», — подсказал кто-то с некоторым ехидством в голосе. Вслед донеслось сдавленно хихиканье. «Лошадиная фамилия», — мелькнуло у меня в голове. Подпругин был директором госпромхоза и, по-видимому, последней инстанцией и надеждой. Найдя дверь с соответствующей табличкой, я постучалась и вошла. В кабинете за столом сидел крупный мужик с бычьей шеей и мрачно смотрел в какие-то бумаги. Два здоровенных кулачища покоились на столе. Мне стало понятно ехидство в голосе сотрудника, а колбы и пробирки показались полнейшей суетой. Но отступать было поздно.

— Чего тебе? — не взглянув в мою сторону, буркнул Подпругин.

— Нужна химическая посуда!

— А ты, вообще, откуда такая взялась? — тяжелый взгляд, наконец, остановился на мне.

— Я из заповедника. Нам нужна химическая посуда для лаборатории. Мне ее никто здесь не дает, послали к вам. Без химической посуды никуда не поеду! — повысив голос, разошлась я, так как терять мне было уже нечего.

Глаза директора вдруг ожили и в них появился интерес:

— Ко мне, говоришь, послали? — хмыкнул он. — А ты, я смотрю, девка решительная, мне такие в хозяйстве нужны. Пойдешь ко мне работать?